Режиссер:
Абрам Матвеевич Роом. Сценаристы — Абрам Роом, Виктор Шкловский, Оператор — Григорий Гибер, Художники — Василий Рахальс, Сергей Юткевич.
В главных ролях: Людмила Семёнова, Николай Баталов, Владимир Фогель. В ролях: Леонид Юренев, Мария Яроцкая, Елена Соколова.
Интересные факты о фильме:
"Третья Мещанская" названа первой советской бытовой картиной. До нее из советских режиссеров никто за бытоописательство не брался.
В фильме отсутствуют титры в привычном нам виде, потому что в те времена было принято, чтобы герои носили имена исполнителей.
Сцены в квартире содержат кадры, в которые помещены фотографии Дугласа Фербенкса и Анны Стэн (висит на стене и напечатана на обложке журнала) — кумиров кинозрителей того времени.
Актеры, исполнявщие главные роли, принадлежали разным школам. Николай работал по методу Станиславского, Людмила была актрисой театра, где много внимания уделялось пластической выразительности, Владимир владел техникой совмещения внешнего движение с внутренним переживанием. Через разность выразительных средств была подчеркнута разность характеров.
В Германии фильм назывался "Кровать и диван" и имел большой успех. Версия для печати
Юлия Ульяновская:
Рецензия на фильм "Третья Мещанская", или Было у Люды две собаки и кот...
Одни источники сообщают, что фильм "Третья Мещанская" был назван аморальным и из проката изъят. Другие просят обратить внимание на пользу, этим фильмом принесенную — Мещанскую улицу тут же переименовали, а вопрос о жилье для молодых семей поставили на вид. Не знаю, правда ли — времена между революцией и 2-й мировой были очень противоречивые, и люди вели себя соответственно — метались между будуаром и партсобранием. Авторам сценария "Любви втроем" за примерами далеко ходить не надо было: с легкой руки посла Советского Союза Алексанмихалны Коллонтай всё прогрессивное женское население СССР принялось проповедовать свободную любовь, и потому тройственные союзы в более откровенном виде, чем положено сюжетом "муж-жена-любовник", повыпячивались как грибы. Я склонна согласиться с теми, кто видит в "Третьей Мещанской" отсыл к семейству Брик-Маяковских, и вот почему. Работавший с Роомом над сценарием Шкловский, будучи принимаем в салоне Бриков, неизменно бывал ими окритикован, а за свои взбрыки обиженного творца даже прозывался неврастеником. Естественно, не отомстить было невозможно, и, если я вдруг права, нужно отдать Шкловскому должное — месть вышла прохладной и изящной.
В маленькой полуподвальной квартирке на Третьей Мещанской живет бригадир Коля, жена его — Люда, и безымянная кошка. Коля немножко похож на Шарикова и производит впечатление жизнерадостного идиота: он рад наступившему утру, своим гантелям, рад швырнуть кошкой в спящую жену, рад сурово отчихвостить ее за пенки на молоке и радостно уйти на стройку (Колина бригада работает на лесах над Большим Театром). Людмила только и может сказать ему укоризненно вслед — "Муж…" — мол, тоже мне, фигня из-под ногтей, а туда же. И отправляется причесываться, мыть, шить и варить. А тем временем к Москве на поезде стремительно приближается Володя Фогель…
В тот вечер Коля убегает домой, отказываясь пойти на собрание (тревожный звоночек!). А по дороге находит Фогеля и притаскивает его в квартиру, ведь Володя — Колин однополчанин, приехал в Москву работать в типографии, и жить ему ну совершенно негде. Так Володя остается жить на диване на Третьей Мещанской — среди цветных занавесей и цветочных горшков, возле шумящего на примусе чайника, возле круга света на столе от лампы под абажуром.
Практически незамедлительно Колю направляют в командировку. Володя, как честный человек, пытается съехать из квартиры на время его отсутствия, однако особого энтузиазма при этом не проявляет и даёт Коле уговорить себя остаться. Коля, от души посмеявшись над Володиной церемонностью и уверенный в незыблемости своих мужских чар, уезжает. Володя с Людой робко переглядываются.
О, Володя знает толк в обольщении. Сначала он ведет Люду на аэродром и бесцеремонно взяв ее за жопу (я не шучу!) запихивает в агитсамолет. Ребята катаются под облаками, Люда делается совершенно раскисшая от счастья. Но Володя не унимается и ведет Люду в кино! "Я сто лет не была в кино…" — выдыхает Люда. А по возвращении домой нежный блондин Володя добивает тихую домохозяйку тем, что гадает ей на картах, и по всему выходит, что у ней на сердце — именно он, валет наш бубновый. Взгляды встретились и разошлись, койка, утро. Никакой обнаженки, всё и так понятно. Спешу в этой связи поклониться Роому и всему мировому кинематографу за те редчайшие случаи, когда им удается достоверно обозначить кукен-квакен безо всякой конкретики. Чтоб ребенок посмотрел фильм и не понял, отчего у тети с дядей (или у дяди с дядей) в середине фильма стал вдруг бледный вид и козья морда. Понимаете, о чем я? В этом смысле Роом — гениален, иначе с какой стати за этот целомудренный фильм его назвали бы родоначальником киноэротизма?
Энергичный Коля возвращается, вялый Володя сообщает страшную правду. Все дальнейшие события пропитаны беспомощностью, исходящей от обоих мужчин, и нелепостью, исходящей из этой беспомощности. От обиды уйдя из дома и поночевав где-то на письменном столе, Коля приходит однажды, чтоб взять вещи, но Люда останавливает его и предлагает остаться жить дома, на диване. Ну и прекрасно. На мелкие недоразумения закрываются глаза. Теперь мальчики по вечерам играют в шашки и пьют чай с вареньем, а Люда им готовит и стирает. С нею никто не хочет пойти погулять, с нею даже никто не разговаривает — разве что "подай-принеси". А когда она вдруг собралась выйти одна, Володя ее запер на ключ! Беспросвет продолжается, пока Люда не скапустивается за стиркой — она беременна не пойми от кого, и мужья отправляют ее в абортарий — вскладчину.
В абортарии очередь, в ней сидят: равнодушная полная мещанка, веселая элегантная дама, испуганная девушка в обмороке с мамашей. Понаблюдав беленькую изнанку жизни, Люда высовывается в окно, видит разнокалиберных младенцев, рвет номерок и убегает. Собирает вещи и уезжает с Ярославского вокзала в новую жизнь, на волю, в пампасы, оставив дуракам записку: "Надоела ваша Мещанская".
Финал: в то время как Люда уносится на поезде подальше от Москвы, и волосы ее треплет свежий креозотно-гудроновый ветер перемен, Коля и Володя лежат в душной квартирке и сомнамбулически переговариваются: "Не выпить ли чаю, Володя?" "А варенье-то осталось, Коля?"
Несмотря на простоту, фильм сложен из груды нюансов. Роом ловко противопоставляет умытость и деловитость солнечной Москвы темной норе, в которой проживают герои. Он показывает быт как камень преткновения, как стенку, в которую упираются и останавливаются мужчины, а женщины смотрят сквозь и легко преодолевают. Не могу сказать, что было нормальным для семей тридцатых годов, но после первых же кадров я готова была идти и требовать снятия с домохозяек статуса бесплатной прислуги. Для сценаристов синоним мещанства — чай с вареньем, этот чай с вареньем Роом протаскивает через весь фильм и весь фильм над ним посмеивается. Самое восхитительное в "Третьей Мещанской" — это то, как актеры живут на экране. Вот Люда открывает окно, отталкивая его от себя досадливым и усталым жестом (красивый жест, жаль, что теперь окна не открываются наружу). Никакой наигранности, лица и движения без прикрас и томной многозначительности. Если же томная многозначительность появляется, она выглядит как отчетливый ход, как оглобля, поворачивающая сюжет. Если игра — отражение действительности, выходит, действительность тогда была не такой фальшивой, как сейчас. Я почувствовала ностальгию по утерянному нэпу, по времени, когда люди еще не совсем разобрались, где они живут, поэтому не были винтиками, наслаждались остатками свобод и даже последний пролетарий стремился облачить свое смутно угадываемое человеческое достоинство в чистые одежды и хорошие манеры. Я впервые посмотрела на черно-белый немой фильм не как на трогательный анахронизм, а как на жанр, средство художественного выражения — особое, неповторимого очарования средство. Володя (не Фогель) последние две недели терзает всех вопросом, что такое Родина и с чего она начинается, так вот я поняла: она начинается с хорошего отечественного кино.
