Режиссер:
Владимир Иванович Хотиненко. Сценарий Надежда Кожушаная по одноименной повести Святослава Рыбаса, оператор Евгений Гребнев, художники Михаил Розенштейн, Сергей Карнет, композитор Борис Петров, использована также музыка группы "Наутилус Помпилиус".
В главных ролях: Сергей Колтаков, Иван Бортник. В ролях: Борис Галкин, Виктор Смирнов, Наталья Акимова, Феликс Степун.
Святослав Рыбас придумал очень плодотворную идею. Идею, которая оправдывает постоянное повторение одного и того же действия, что составляет одну из основных фишек в абсурдистских текстах, хотя иногда кажется немного надуманной. В любом случае, иногда приходится довольно сильно стараться, чтобы это повторение было оправданным. Фильм получается также довольно абсурдным, но все это получается естественно. Своим долгом почитаю, кстати, отметить, что мой любимый псевдофилософ Вадим Руднев считает это повторение одной из главных примет и одним из главных достижений современной культуры. Возьмите, например, из раза в раз повторяющуюся рекламу.
Вообще современный человек гораздо больше воспринимает информации, чем человек старой формации. Более того, он хочет воспринимать больше информации, он informational junky, доза информации каждый раз должна быть все больше, а идей ограниченное количество, поэтому приходится навязчиво повторять одну и ту же. Подтверждением того, что человеку приходится постоянно занимать свой мозг, служит обилие людей, заполняющих в метро судоку или читающих там Юлию Шилову — спроси любого из них, большинство признает (я верю), что все это трэш; но надо же чем-то себя развлечь!
Рыбас придумал очень хорошую идею, если конечно, не спиздил у какого-нибудь безымянного гения. Обычно так и происходит — у безымянных гениев пиздят, пиздят, пиздят! Вот мне, например, очень кажется, что Денни Рабин — сценарист "Дня сурка" — спиздил эту идею у Святослава Рыбаса. Кто такой некий Рыбас в Голливуде? Никто, и звать его никак, даже не Рыбас.
Вообще я посмотрел одним глазом текст его повести. (Ремарка: а смешное выражение: "посмотреть одним глазом". Я не понимаю, как это, женщина, например, говорит мужу: я только зайду в магазин, посмотрю одним глазком на обувь. Нет уж, ты, милая, смотри двумя глазами! Одним глазом получится в два раза дольше! Вот как мне кажется.) Стилистически повесть, по моему мнению, очень плохая. Напоминает по простоте примерно школьное сочинение, но это не та простота, в которую хотел впасть Пастернак, а та, что хуже воровства. Что не отменяет, конечно, гениальности самой идеи. "Как написано" здесь гораздо хуже, чем "о чем написано", а написано о довольно важных вещах.
Идея та же, что в незаслуженно более известном "Дне сурка": повторение одного и того же дня, вариативность поведения человека перед лицом непонятно откуда взявшихся обстоятельств. Я бы сказал, что "Зеркало для героя" — это помесь "Дня сурка" и "Мы из будущего", если бы оба этих фильма не были сняты позже. В "Зеркале для героя" персонажи каждый день просыпаются в один и тот же день, только в прошлом.
При этом, используя одну и ту же идею, фильмы различаются вот в чем. В "Дне сурка" главный герой, оказавшийся во временной ловушке, проходит некоторую эволюцию от скотины к хорошему человеку; в "Зеркале для героя" этот человек разделен на двоих: один вообще не хочет ничего делать, говорит, что в прошлом живут бесплотные фантомы и все старания обречены на неудачу, другой каждый раз пытается закрыть шахту, которая вскоре обвалится, и за которую, кстати, он в будущем как раз и отсидел. Второй, пытаясь спасти людей, личностно совершенствуется будь здоров; первый же, который ничего не хочет делать, ссылаясь на старый тезис, что сегодня тот же день, что был вчера, вызывает сильнейшую антипатию.
Пожалуй, только в советском кино умели изображать людей, к которым можно испытывать такую антипатию. То есть просто вот встал бы и врезал ему! Непонятно, почему такие вообще живут на свете. Кандидат наук, написал диссертацию по бесполезной науке социологии. Интеллигент в худшем понимании этого слова: человек не действия, а рассуждения, при этом оправдывающий свое бездействие высшими мотивами, думающий, что имеет право судить и осуждать других, говорить им вещи, разрушающие (или потенциально могущие разрушить) их мировоззрение, способный своими высшими соображениями оправдать любую подлость; гнида, одним словом.
Что до собственно фильма, он очень хороший, но у него есть недостатки. Основной: многое слишком топорно сделано, в лоб. Второй, побочный, мне кажется, следствие основного — эта вот примета советского "продвинутого" кино, когда герои начинают вдруг громко петь (как бы от отчаяния), или задушевно говорить: "устал я, Леша", или там "да неужели же ты не понимаешь, что все равно он сюда не приедет, и ты зря потратил свои деньги?" Или женщина, картинно прикладывающая руку к голове и произносящая одну из вышеупомянутых реплик. В общем, крайняя искусственность и истеричность диалогов, бьющая прямо в агитационную цель. В прошлом, кстати, такие диалоги оправданы: не знаю, специально или случайно, но получается заштампованность гоголевских таких чиновников сорок восьмого года.
Всякий символизм, наподобие того, что героя выталкивают из машины и одновременно он рождается из живота у мамы, тоже слишком очевиден. Режиссер перестарался, считая своих зрителей идиотами.
Есть надежда, что интеллигент, рождаясь дважды, как бы перерождается, и его этот экскурс в прошлое чему-то учит. Однако надежда эта мнимая: по-моему, человек, будучи подлецом, измениться не может, и, кроме того, будучи малодушным, в будущем он появится уже в двух экземплярах. Это, в общем, соответствует принципу обратной эволюции: начиная с какого-то момента преуспевают не хорошие, а плохие. Благородство — антиэволюционный фактор.
P.S. Забыл написать (а хотел!) что накрашенный молодой Бутусов на концертной съемке "Наутилуса" очень похож на накрашенного молодого Ника Кейва на концертной съемке в "Небе над Берлином". В какое же говно он сейчас превратился, прости господи. И еще при жизни Кормильцева, ах, ах.
Фильм Хотиненко показывает полную непознаваемость чужого времени. Рассуждение о периоде истории всегда остается вне опыта, умозрительным, басенным и бесовским. Зацикливая день рабочей деревеньки, в которой главное — углевая дОбыча, автор делает речь о товарище Сталине — вечной, смерти — игрушечными, персонажей — ломкими и бессмысленными. Абсурдность героев могла бы вызвать смех, но вызывает только спазм, потому что герои попали не в прошлое, но в кошмар. Из любого хорошего музея с остывшими экспонатами есть выход, но здесь его нет. Герои, остающиеся во власти своих проблем, не способны вписаться в картинку не только потому, что это чужое время, а им тут нет места, не только потому, что день не меняется, но и потому, что сотканы из иной ткани, сделаны из другого мяса, мыслят по другим принципам. Унылая картинка, обшарпанные стены, скудный быт, мелкие характеры, бесполезные трепыхания, повторенные несколько раз, увеличивают амплитуду, выдавая кафкианское отчание. Хотиненко не добирается до мощного мракобесия "Дома под звездным небом", но ниша у фильмов весьма схожая.
Можно было бы подумать, что провал во время, когда ныне сломленный отец был молодым, каким-то образом сблизит мироощущения отца и сына. Что бы сделал с таким сюжетом Голливуд? Сын набрался бы опыта, вернулся к папке с новым пониманием и пожал руку. Но герои попадают в осколок зеркала, еще сильнее отделяясь от какого бы то ни было осознания. Интеллигентская слабина и отсутствие идеалов внутри трагикомического заевшего магнитофона. Надо сказать, что можно пойти и дальше, говоря не только о непознаваемости, но и фатализме, невозможности изменения основных исторических моментов. Столкновение разных уровней мышления тоже вызывает крах. Перестроечные фильмы вообще очень четко ловят эту ограниченную забитую сущность, живущую мелким воровством и блудом из-под полы. Но если один над этим рефлексирует, то другой просто повторяет, чтобы получать синусоидальный эффект.
Если же говорить по существу, то этот фильм уныл и вызывает депрессию. Особенно концовка, когда вернувшийся герой начинает расхаживать среди повзрослевших людей с глуповатой улыбкой вместо того, чтобы раскрасить серобуромалиновую пленку.
Владимир Гордеев:
В целях борьбы с некоммуникабельностью постановляю... отправить в прошлое!
Большинство "правильных" фильмов, то есть, содержащих в себе какую-либо мораль, строятся по такому принципу: главный герой отправляется в странствие и пройдя через серию испытаний возвращается возмужавшим, закаленным и зачастую изменившим свое мировоззрение. Человек приобретает ценный опыт. Большинство людей никогда бы не смогло повторить, скажем, подвиг Фродо из "Властелина колец" (им просто не хватило бы отваги), поэтому в книгах или фильмах вроде "Зеркала для героя", "День сурка", "Мы из будущего", весьма схожих между собой по общей идее, за дело берется непреодолимая и неведомая сила, ставящая человека в невероятную ситуацию. Фатум делает из второстепенных персонажей главных героев. При этом сохраняется реализм, и личность развивается последовательно, в отличие, например, от "Армии тьмы" или таиландского "Путешествия в прошлое".
Если уж начал сравнивать, то продолжу. "Зеркало для героя" симпатичнее патриотической картины "Мы из будущего", во-первых, потому, что меньше пафоса, во-вторых, — более живые, объемные герои. А главное, что прошлое и настоящее воспринимаются главным героем во многом через призму отношений между ним, 38-летним циником-лингвистом, и его отцом, энергичным пенсионером, "болеющим" за Родину. Следовательно, в фильме присутствует более острый, более личный конфликт. Фильм человечнее. Отец обвиняет Сергея в том, что тот бездействует, когда "Россия гибнет", а Сергей обвиняет отца в том, что зато тот "слишком много действовал", и это мол, они, их поколение, подвели Россию к пресловутому "краю гибели" (естественно, ни в какую такую "гибель" Сергей не верит). Фатум забрасывает Сергея и его случайного знакомого Андрея, который старше его на несколько лет, в 1949-й год. В шахтерском городке, который восстанавливается после войны, кипит жизнь. Стоит отдать должное Надежде Кожушанной и Владимиру Хотиненко: им удалось избежать упрощенности, свойственной фильму "Мы из будущего", в показе людей разных эпох. Если Милюков ставит крест на всем нынешнем поколении, то Хотиненко акцентирует внимание на разнице характеров. Тот же Андрей, отсидевший два года за обвал шахты Пьяная (он состоял при ней инженером, т.е. был ответственным лицом), не уступает предыдущему поколению в активности. Видимо, он уже приобрел ценный опыт за решеткой, неволя закалила этого представителя "гнилой интеллигенции".
Положение у героев "Зеркала" гораздо серьезнее, чем у героев "Дня сурка" или "Мы из будущего". Помимо испытания прошлым, их воля должна пройти огонь и медные трубы "зацикленного" времени. Сергей считает, что спасти их может мудрое восточное бездействие, Андрей же каждый раз настойчиво пытается добиться закрытия шахты Пьяная, за которую его посадят через 35 лет. Интересно также, что главные герои хоть и не могут перемещаться во времени (9 мая неизменно превращается в 8 мая), зато могут перемещаться в пространстве. В частности, Сергей предпримет путешествие в Москву, словно надеясь, что на поезде достигнет скорости, при которой начнет искривляться время :)
Ключевым моментом станет гибель Андрея, "необязательного" засланца в прошлое, который введен в сюжет лишь для того, чтобы было понятно, кому Фатум благоволит, а кому нет. Понятно также, что в "Зеркале" не может быть такого, как было в "Дне сурка", когда человек возрождается на следующий день. Смерть друга по несчастью серьезно всколыхнет инертного, аморфного Сергея. Ведь несмотря на то, что в городке живут родители Сергея, ему трудно их воспринимать как что-то "реальное". Для него молодые родители — что-то вроде героев фильма, который чья-то могущественная рука каждый раз неумолимо перематывает назад. Единственным близким и адекватным представителем "настоящей реальности" был Андрей. После его гибели осторожный прежде Сергей пускается во все тяжкие. Когда поздно вечером за его крамольным отцом "приедут", Сергей прыгнет в чекистскую "победу" вслед за ним и начнет "гнать". Он представляется шпионом, отца впервые за все время пребывания в прошлом начинает называть "батей", но, впрочем, сознает, что эти активные действия не могут повлечь за собой тяжких последствий: стрелка добежит до полуночи и все забудут о нем, начнется новый прошлый день… Однако, стрелка добегает до полуночи и бежит себе дальше. Сергей замолкает, понимая, что "зацикленность" исчезла, а он, возможно, подписал себе смертный приговор. Таким образом, "активная жизненная позиция", которая была свойственна его отцу, теперь оказалась доступна и ему (пусть даже она и выглядит нелепо), после чего одно проклятие (проклятие зацикленности) оказалось снято. Как говорится, не ошибается тот, кто ничего не делает, вот только жизнь при этом стоит на месте. Активный Андрей своими действиями первым разорвал порочный круг, но разорвал его для себя. Он сгорает как в метафорическом смысле (подобно репликанту, сыгранному Рутгером Хауэром в "Бегущем по лезвию"), так и буквально. Но его смерть становится его возрождением.
Отец попросит чекистов отпустить Сергея, мол, видно же, что это — придурок, и те, подумав, велят ему выходить. Тот упирается, крича, что они приказывают выходить только для того, чтобы "шлепнуть" его на обочине. Его пытаются вытолкать из "победы" силой, и когда он в мучениях и в отчаянном страхе вываливается из автомобиля, мать Сергея рожает его (9-я мая 1949 года — год его фактического рождения). В это же мгновение он переносится в 1987 год. Эффектный и зловещий символ — чекистская "победа" как неуютная и страшная утроба эпохи, из которой на свет выходят "новые" люди, чтобы этот же свет поменять (если, конечно, когда-нибудь смогут выйти, а не родиться мертвыми).
В конечном же итоге все эти фантастические повороты сюжета потребовались не для того, чтобы восхититься героическими поколениями давно минувших лет (как в "Мы из будущего"), а чтобы сын мог лучше понять отца.
Удивительно, конечно, воспринимается фильм именно сейчас — 20 лет спустя. Он был снят примерно в середине отрезка, начальная точка которого является 1949-м годом, а конечная — 2008-м. "Гудбай, Америка", написанная группой "моллюсков", сейчас кажется такой же изумляющей древностью, как для Сергея — милиционер на коне и паровоз на угле.
