Надысь глядел в кенотеатере мультик "Мадагаскар". Хихикал, а порой и смеялся в голос, и снова был недоволен переводчиками, по своему басурманскому обычаю замутившими полный дубляж. Да, у них такая вот неблагодарная работа, хуже золотарской. Однако даже если предмет твоей работы — дермо, то надо же его любить и лелеять, иначе какой из тебя профессионал?! Набить студию звёздами и модными персонажами — ещё не значит исполнить свой долг перед родиной зрителями.
Как мне сообщили, у одного из главных героев фильма — зебры Марти — в подлиннике присуцтвует некоторый афроамериканский акцент (оно и не удивительно — его озвучивал Крис Рок), что в сопряжении с негроидными чертами его лица и постоянным сомнением — кто же он — чорный в белую полоску или белый в чорную, должно быть начальной пружиной, двигающей картину по сужетным рельсам. Пригласив же на озвучку Оскара Кучеру дубляжоры смазали этот момент, и зрителям приходится недоумевать — чего зебра всё беспокоится о своей колористической сущности — и недогонять некоторые моменты, а потом ругать режиссёров за тупость. Не режыссёров надо ругать, милые мои, а переводческий цех положить в эцих с гвоздями.
Зебра, переживающая за свою цветовую принадлежность — это пресловутый "белый негр", поэтически воспетый Верноном Салливаном в романе "Я приду плюнуть на ваши могилы" — свой среди чужих, двойственный, обманный персонаж, который является вовсе не тем, чем кажется, который заставляет сужет вертеться, внося диссонанс в изначальную, дотекстовую гармонию. Именно эта двойственности и неопределённость, подсознательно тянут героя-зебру прочь из зоопарка и навевают ему противоестественные в его положении сны о свободе. Не скука или какие-то иные трудноулавливаемые метафизические флюиды, предлагаемые нам переводчиками, а именно её "инаковость". Несбалансированность, неопределённость персонажа — естественный стартовый порыв драматургии мультфильма. Зебра хочет определиться, прийти к знаменателю и потому в ней такая тяга к приключениям.
Неуравновешенность зебры Марти с необходимостью вызывает к кеножизни противовес — уравновешенного и успешного льва Алекса. Главная фабульная интрига — это дружба-борьба двух протагонистических начал — нестабильного Марти и цельного Алекса. Посредниками и напарниками двух центральных персонажей являются герои с утрированно смазанной половой принадлежностью — "какбы мужчина" жираф Мелман, нарисованный невротическим, помешанным на чистоте метросексуалом, и вроде бы женщина, гиппопотамиха Глория, которая однако напрочь лишена какой бы то ни было женственности и скорее выступает в роли боевой подруги, эдакого ночного снайпера. Такие намеренно асексуальные персонажи избавляют сужет от лишних напряжонностей. Они как мыло или крем смазывают фабулу, но сами не способны ни на что из-за неопределённости своих сущностей.
Активность Марти приводит к тому, что из привычного, родного Нью-Йорка, герои отыгрывая сужет Данеэля Дефо попадают на необитаемый (людьми) остров Мадагаскар. Однако, барочные, просветительские идеалы Дефо заменяются идеалами вполне вудиаленовскими — герои вырваны из привычной среды, но не собираются бороться с ситуацией. Они считают это ошибкой, а вовсе не судьбой и надеются на её (ошибки) внешнее исправление. Туристами они ходят по дикому острову, принимают его за зоопарк в Сан-Диего и удивляются, что их никто не встречает. Привычка жить взаперти сковывала их волю и изменила образ мышления. Они ищут человека и находят в итоге, да только вот загвоздка — он неразговорчив, сух, бел, он скелет.
Перемена обстановки приводит к перемене ролей двух протагонистов — Марти чувствует себя в дикой природе как в своей тарелке — выстреливает та самая двойственность — чёрный в белую полоску или белый в чёрную? В отличие от эмансипированных, насквозь культуризированных друзей, природа ему близка и он ничуть не тяготится сложившимся положением. Марти — чем не Прометей? Однако сразу начинаются первые столкновения — потерявший успешность лев пытается бороться за власть внутри группы и винит зебру в потери стабильности, а потом производит делёж земли — наивную попытку семантизировать природу. Два других персонажа выступают немыми свидетелями, поддерживающими по инерции льва.
Начинается перебивка полюсов. Марти ходит гоголем, тогда как Алекс теряется и тушуется. По характеру и статусу пластичные, женственные Мелман с Глорией естественно уходят к Марти, лев Алекс сидит одинокий, без невест, на берегу и сколоченное им из пальм слово HELP рушится в HELL — городской обитатель вне урбанистической культуры чувствует себя безруким неумёхой. Следуя городской традиции посредством культурных навыков он производит культурные объекты (здесь — надписи), которые по идее должны быть обменяны на товары или услуги, он пытается использовать природу чтобы кто-то вырвал его из неё. Однако все его усилия напрасны, потому что некому предложить ему равноценный обмен за его умение писать HELP.
Городская культура полилогична и полиномна, тогда как на природе ты находишься в диалоге с натурой — один на один. Никаких посредников или помощников. Марти тут действует умнее и прагматичней — он использует природу не как сигнал SOS, а как обретённый дом. И? обыгрывая двоичность своей натуры, мифологичную "близость к природе" негроидов, продуцирует жильё, еду, воду. Не чувствуя обиды на брата, он приглашает Алекса разделить свои блага. И хоть блага эти во многом наигранные, имитационные (например вместо лонг-дринков предлагается морская вода, которую надо не глотать, а плевать — что же поделать, герои не могут адекватно воспринимать природу и попросту переводят её на язык города. Получается условно и недостоверно), по сравнению с опытом Алекса по укрощению природы это успех.
Счастливое воссоединение однако оканчивается первым тревожным звонком — во сне оголодавший Алекс видит зебру Марти в виде шницеля и просыпается вцепившимся зубами в его бедро. В отличие от прочих героев он плотояден, и главная хитрость создателей состоит в том, что на полфильма открывается истина — не зебра свой среди чужих (зебра наоборот посредник по укрощению природы, Прометей, дарящий людям огонь), а лев — настоящий потаённый враг. В развитом городском обществе, как водится, социальные различия максимально нивелируются. Люди одного круга могут принадлежать к различным сословиям, но им этого не видно, потому как стратификация либерилизированного урбанистического общества во многом строится на личной симпатии, а не социальной эмпатии. Потому для выросших в зоопарке героев, лев, зебра, жираф и бегемот — существа одного порядка, и для них важна не видовая принадлежность и экологический статус, а единый круг общения — зоопарк. Тогда как лемуры, к которым герои скоро попадают, будучи жителями "природными", которым очевидны социальные различия, сразу выделяют льва из прочих. И как на богача одни надеются и молятся, другие ждут от него беды, потому что он не из класса.
Дальше начинается шекспировская трагедия — Марти, отыгрывая культурного героя, в процессе натурализации Алекса и избавления его от социальных шор, сам пробуждает в нём хищника. Между ними повисает натянутая слюной струною нить. Показателен момент, когда они бегут по полю играючи в пятнашки, и вдруг в один момент что-то меняется и пятнашки превращаются в охоту — выражения морд героев обретают природные очертания, перекодируется смысл их гонки — больше не на интерес, а на жизнь. В последний момент Алекс берёт себя в руки и беды не случается, но зрителю уже очевидно, что внешние силы (приличия) требуют от Алекса вести себя соответственно естественному порядку (традиции), а не эмансипированному порядку, заведённому в городе. И ему придётся делать выбор между природой и культурой (дружбой). Открывается настоящая интрига фильма и истинный главный герой — Алекс, который благодаря брацкому чувству был заброшен в поле иных смыслов, среди которых он вынужден воспринимать брата как жертву. Фактически Марти сам во всем виноват, и если Алекс его съест, то лишь исполнится судьба, цепочка обстоятельств приведёт к закономерному итогу. Сможет ли он противостоять давлению обстоятельств и стать героем рассказа, или даст фатуму раздавить его подобно тому, как средневековых рыцарей давили жернова чести?
Когда в Алексе совсем торжествует зверь, он уходит от друзей, потому что не способен воспринимать их иначе, как еду, но он ещё помнит, что они одного круга и потому он не имеет права причинить им вред. таким образом он первым вкушает от дерева познания добра и зла. Его звериная натура даёт ему знания, но делает несчастным, потому как он теряет дружбу и родство. Культура гибнет под напором природы. Переход на иную знаковую систему заставляет смотреть на мир по-другому. Банальный конфликт интерпретаций оборачивается перекодировкой всех отношений.
Друзья идут за ним и по пути сами узнают истину — на их глазах цветочек пожирает птичку, бурундучка душит змея, утёнка хавает крокодил — тревожные знаки взросления. И вот они тоже теперь не рафинированные горожане. Происходит обряд инициации и им открывается другая истина — не та, которая заложена в словах пестни "Нью-Йорк, Нью-Йорк". Марти раздавлен. Его рай оборачивается для него потерей брата и адом для других.
Вскоре однако, богом из машины, приходит тот самый ожидаемый пароход, который должен вернуть зверей в город, но оказывается, что его захватили пингвины-террористы, которые однако готовы отдать пароход друзьям, потому как свою землю обетованную пингвины нашли именно на Мадагаскаре. Марти идёт звать Алекса, надеясь, что близость возвращения в привычные социальные условия, вернёт хищника в лоно культуры, однако ничего — ни благая весть, ни песня не помогают — Алекс мучается, но из последних сил держится, чтобы не совершить братоубийство, и наконец Марти, поняв всё, уходит. Однако на пол пути подвергается нападению местных хищников. И тут у Алекса что-то срабатывает. Клин клином вышыбают — близость зла, ещё большего, чем он сам, выдёргивает его из фрустрации, БРАТ В БЕДЕ оказывается стимулом мощнее песен и уговоров. Братская любовь — зов культурной крови — оказывается сильнее зова крови природной. Алекс спасает брата и себя, преодолевает довлеющее социальное различие. Он показывает, что старый мир, державшийся на различиях и антипатиях обязательно меняется на новый, держащийся на сходствах и симпатиях, нужно лишь это понять и этого очень сильно захотеть. Истинно шекспировский подвиг!
Пингвины — которые весь фильм выручают героев и дают им идеи (эдакие божественные гонцы), кормят Алекса рыбой, которая в фильме не является персонифицированным существом и соответственно вынесена за рамки "мадагаскарской" культуры, её можно есть. Срабатывает стереотип "кошки едят рыбку". Льва повторно вписывают в культуру, укрощают дикий природный нрав, приписывая ему повадки не грозного африканского хищника, а мелкого домашнего проказника. Счастливое возращение не за горами, конфликт интерпретаций преодолен, внутренние бесы и хаосы изжиты. Герои готовы вернуться домой, да вот только в пароходе кончилось топливо.
Открытый финал намекает не столько даже на продолжение, сколько на то, что вудиаленовский мир однако может существовать токма в Нью-Йорке и героям, разобравшимся в себе всё же придётся стать ДЕЙСТВУЮЩИМИ персонажами и заставить пароход вернуть их в землю обетованную (то есть сменить таки бесперспективное вудиаленство на перспективное в смысле выживание робинзонство).
