Талантливая картина. В том, что Ник Кейв умеет писать, я не сомневалась еще с тех времен, как прочла "И узре ослица ангела Божия". Красочная работа, сравнимая, пожалуй, с "Осиной фабрикой" Бэнкса, но лишенная недостатков топорной работы упомянутого писателя. В "Предложении" Кейв выступил сценаристом, что обеспечило нетривиальное развитие фильма, и композитором, что дало весьма плавающий, атмосферный, окутывающий звук. Напряженное ожидание, одиночество пустыни. Режиссер сплел из наметок Кейва потустороннюю, жесткую и одухотворенную притчу.
Капитан Стэнли ловит двух братьев Бернсов, Чарли и Майка, обвиняемых в нападении и изнасиловании. Но он вовсе не собирается немедленно их казнить, предлагая Чарли предложение, — тот находит и убивает легендарного старшего брата в обмен на спасение младшего от виселицы. Жестокое решение оборачивается определенным видом милосердия, за которое последует расплата.
Фильм — мужской разговор, в котором происходит четкая фиксация на голосах, словах, образах. Красивая, даже очень красивая работа, но виды — это далеко не то, что может сделать фильм сильным. Многие картины дают возможность вырезать скриншоты шаманских мест, но не содержат самого шаманства. В "Предложении" же шаманства предостаточно. Оно проницает все, пропитывает происходящее фатализмом, предназначением, и в этом смысле и Чарли, и капитан идут по одному пути. Фильм очень нацеленный, строгий, но при этом немногословный, плывущий, погрязающий в жаре песков. Режиссеру "Предложения" удалось достичь того, чего не сумел добиться автор "Блуберри", — создать потусторонний вестерн. В "Предложении" очень много от сурового духа "Стрелка" Кинга, этого чувства необходимости предательства. Австралия приобретает черты инопланетного места. Пустыня, мухи, потерянность, жесткие нравы, подозрения, вспышки насилия, охота на аборигенов, их презрение к белому человеку, постоянное недоверие, — все это изменяет людей, перековывает их.
Самое же удивительное в "Предложении" — это игра актеров. Не могла оторвать глаз от лица Рэя Уинстона. Бонусом прилагается ощущение затерянности и ничтожности людей, оккупировавших пространства, которые их не хотят. Только с оружием, только заливая глотки спиртным можно продержаться там, где садик, окруженный частоколом, выглядит ненадежным островком. Чувство потерянности, которое заставляет ожесточаться, чтобы выжить там, где не от кого ждать помощи, показано очень мощно. Добро и зло несколько раз на протяжении фильма меняются местами. На каждого злодея находится свой охотник, каждый герой показывается в нескольких ракурсах. И все это — при всего лишь двух сюжетных линиях, которые развиваются параллельно. Взаимоотношения капитана и его жены и путешествие Чарли для того, чтобы убить брата, наполнены своей собственной философией, окрашены схожей эмоциональной гаммой.
На протяжении действия фильм несколько раз меняет курс, обогащается. Пугливый подросток Майки и его несгибаемый брат-скиталец Чарли, вызывают интерес к третьему, скрытому до времени персонажу. Кто же мужчина, которого все так боятся? Старший оказывается сдержанным проповедником, который мог бы удивлять мудростью, если бы не умел так хладнокровно убивать. И самым главным прозрением капитана Стэнли, которого он не ожидал, оказывается то, что Чарли ведет даже не любовь к младшему брату, а необходимость освободиться от руки старшего. Тонко снято, тонко задрапировано. Сможет ли Чарли исполнить условия? Что произойдет с капитаном, отвергнутым собственными людьми? Рекомендую ценителям жанра.
Свой музыкальный путь Ник Кейв начинал с безбашенного панк-рока, а закончил сплошными мелодичными балладами. Почему-то мне казалось, что в кинематографе Кейва ожидает примерно такой же маршрут. Ан нет. Первый же сценарий вобрал в себя все творческое наследие Кейва — и лирику, как брутальную, так и медидативно-космическую, и дикую неистовость, и честность, и мрачность. А получился почему-то вестерн. Но вестерн на удивление качественный, как будто Ник Кейв всю свою жизнь занимался сценарным ремеслом.
На очень широком экране, на очень широких австралийских просторах неторопливо развиваются события (главный герой фильма, "хороший бандит" Чарли Бернс должен в срок доставить главе местной полиции Стэнли, грубому и бескомпромиссному профессионалу, но хорошему семьянину, своего старшего брата — жестокого "плохого бандита". В этом случае из тюрьмы будет выпущен их младший брат Майки, слабовольный и безобидный паренек. Ситуация усугубляется тем, что хороший бандит получает ранение в случайной стычке с туземцами, а шерифа напрягают мэр городка и его жители, требующие немедленной расправы над Майки. Темп фильма нисколько не ускоряется, но драматизм возрастает. В одной из сцен идет прямая апелляция к евангелическим сюжетам, по изобразительному решению шибко напоминающая самую жестокую и кровавую сцену из гибсоновских "Страстей Христовых". Майки искупает вину своих братьев, только вот они-то об этом не знают, да это, по большому счету, старшему брату-садисту и не надо! В финале фильм превращается в трагедию человеческих ошибок, совершенных по незнанию, по недомыслию, по собственной глупости или жестокости. Городок превращается чуть ли не в Догвилль, и покончить с хаосом можно не при помощи благоразумия, но только лишь при помощи оружия. А вот кто первый из героев придет к такому выводу и пожелает поставить жирную финальную точку всей этой истории, перечеркнув все предыдущие психологические наработки, размышления о порядочности и братских чувствах, — вопрос спорный и решаемый, видимо, методом рандомайза. Во всяком случае, сумбурный финал говорит именно об этом.
Алексей Нгоо:
Безличное предложение — предложение без подлежащего
Наверно на премьере этого фильма мог бы с чистым сердцем умереть Годфри Реджо, уверенный в том, что знамя из его рук подхватят и понесут дальше, продолжая бередить души землян неимоверно красивыми общими планами. "Предложение" — это фильм об умопомрачительных австралийских закатах. Съёмочная группа наверно битый год колесила по южному континенту, гоняясь за облаками, дни проводя в пыльных переездах, вечерами же снимая до изнеможения эти божественные краски, отобранные белыми переселенцами у коренного населения.
Наверно где-то через три месяца съёмок у них возникла идея: чтобы зрителю было не столь же скучно на их картине как на Koyaanisqatsi Реджо, разыграть на фоне закатов легонькую драму, эдакий бонус-трек к мощи австралийской природы. На роль сценариста был адаптирован Ник Кейв, известный по участию в клипе Кайли Миноуг "Где растут дикие розы", в прошлом вокалист инди-сенсации 1981 года, группы "Birthday Party". На главные роли были взяты проверенные артисты, без раздумий (а следовательно и без возможности провала) играющие в каждом фильме одну и ту же роль — Гай Пирс, никак не способный изжить в себе детектива лейтенанта Эдмунда Эксли и Эмили Уотсон, которой самбокк велел играть блажных. И конечно создатели держали в голове как аутентичен был Гай Пирс на фоне песчаных ландшафтов в бессмертной "Присцилле — королеве пустыни".
Откуда, спрашивается у парней испанская грусть? Как будто имея в виду появление Шерлока Холмса на фоне луны в "Собаке Баскервилей", они заставляли Гая Пирса каждый вечер забираться на камни и подставляться под закаты. Было просто супер, божественно. Его тёмный силуэт будет томить ещё не одно поколение австралийских девушек.
Однако белые не были бы белыми, если бы не имели в душе единственного желания — даже фильмом про закаты указывать чёрным своё место. Пока божественные белые свиньи на фоне божественных красных закатов разводили свой местечковый мачизм, чёрные аборигены были унижаемы и оскорбляемы. Словно в невозможной по причинам слабоумия классификации они делились на два типа — тех, кто не покорились и потому подлежат истреблению и тех, кто покорились и потому подлежат презрению. Хорошенькая философия. Самое смешное начиналось тогда, когда показывали этих "диких" аборигенов — голые, с палками, они продолжали запугивать и убивать упитых своим мачизмом героев. Спрашивается, какое-на гамлетианство если у тебя кони, пистолеты и пушки, а у них — голые задницы и Вечное время сновидений?! Кто при таком раскладе герой, а кто достоин презрения. Фильм не отвечает прямо на данный вопрос, на данный вопрос ответило время и финальные кадры, где белые просто убили друг друга, а чёрный слуга снял ботинки и ушёл в луга (это видимо жанровая особенность всех австралийских вестернов, в каком-то австралийском вестерне название которого благополучно выветрилось из моей головы подобный эпизод так же присутствовал).
Что характерно — как и в последнем фильме Гибсона, отбарабанив идеи расовой нетерпимости, создатели не могли не попытаться увлечь зрителей сценой бичевания. Видимо, речь идёт о складывании нового жанра — расистского вестерна с религиозными иллюзиями. Пыль, разруха, запустении и на этом фоне страдания бичуемого, который вообще-то ни в чём не виноват, потому что он просто Залог. В том , верно, и суть фильма — что если в Библии завет был заключён между богом и людьми и потому по любому должен был быть выполнен, то тут предложение, сказанное человеку человеком как-то постепенно забылось, затёрлось и растворилась в закатах. О которых собственно и был снят фильм, эта глянцевая открытка, смонтированная на деньги австралийских туроператоров.
Почему примерно раз в год тихоокеанские киты выбрасываются на берег? Почему примерно раз в год канадские лемминги приходят к океану и прыгают в него всем скопом с высокого обрыва? Почему примерно раз в год кто-нибудь из осевших в Голливуде австралийцев срывается с нажитого места и, заманив с собой ватагу земляков, рвется домой, чтобы спеть новую песню своей недружеюбной родине. Именно раз в год — не реже и не чаще. Что это — правительственная программа, заложенный в венах генетический код или просто результат этнической лотереи? Если последнее, то ее цифры легко узнаваемы и поддаются элементарному подсчету. В 2003 это были Хит Леджер, Джеффри Раш и Наоми Уоттс на фильме “Нед Келли”. В 2004 году Питер Уэйр и Рассел Кроу на проекте “Хозяин морей”. В 2005 году Ник Кейв, Джон Хилкоут и Гай Пирс на “Предложении”. В 2006 году снова Леджер и Раш на “Кэнди”, а в 2007 году ими станут Кидман и Джекман на новой картине База Лурмане, которая еще дже не имеет толкового названия. Одним словом, Австралия рулит. Down Under Forever!
Что представляет из себя креативный процесс, из которого возникают эти самые ежегодные австралийские фильмы. Примечательно, что если верить интервью, которые дают режиссеры всех перечисленных картин, то возникают они примерно одинаково.
Сцена номер один. Режиссер просыпается среди ночи в поту и кромешной темноте и долго смотрит в стену широко вытаращенными глазами. Как правило, в комнате темно и ничего не видно, поэтому ничто не мешает ему узреть продолжение собственного сна. В этом сне он (режиссер) стоит посреди раскаленной австралийской пустыни и глупо щурится, пытаясь закрыть рукавом ночной рубашки свои подслеповатые глаза. Перед ним большая песчаная гора, а под горой Нечто. Нечто говорит с режиссером и при этом говорит приказным тоном. “Крови! Я жажду крови! Мне нужна кровь!”
От ужаса режиссер окончательно просыпается и, свалившись с кровати, бредет в туалет. Там, сидя на белом корейском унитазе, он пытается анализировать увиденное языком Фрейда и Юнга, которому его учили в школе. Забавно, что результаты этого анализа обычно у каждого режиссера выходят разные, но в большинстве случаев все же примерно из одной той же оперы. “Мне нужно вернуться домой и снять фильм. Про пустыню и про кровь… Вестерн. Круто, это будет вестерн”. После этого режиссер снимает трубку и звонит сценаристу. Обязательно, своему земляку. “День добрый! А у вас вода в унитазе по часовой стрелке течет или против? — Какого хуя?! Три часа ночи! — Не узнал! Клево, богатым буду” Дальше идет рассказ про сон с говорящими ктулху. Разумеется, в процессе рассказа оказывается, что сценариста мучают такие же кошмары.
На следующее утро режиссер и сценарист встречаются на вилле одного из них и начинают обзванивать актеров-австралийцев в поисках того несчастного, которому тоже снятся ктулхи. - Рассел? Тебе снятся ктулхи? - Чо? - Понятно. Короткие гудки. - Хью, тебе снятся ктулхи? - В смысле? Короткие гудки. - Мел, тебе снятся ктулхи? - Ебаные евреи! Я уже снял про этих ваших ктулхов два фильма! - А если еще один… Короткие гудки. - Гай, тебе снятся ктулхи? - Ктулхи! Ктулхи! Фхтагн! - Ник! Похоже, что мы нашли нашего человека!
После этого свежесобранная команда выезжает в Австралию, сгоняет толпу местных абреков, снимает какую-то херь про бандитов и сразу же после этого возвращается по своим новым голливудским домам. Довольные и успокоившиеся. В это время обманутый хитрыми людишками австралийский ктулху неделю-другую набирается с силами, а потом снова начинает капать на мозги новым австралийцам, пытаясь таким образом грубо и первобытно аппелировать к их потерянному национальному самосознанию.
Вы уже, наверное, догадались, что именно такая история произошла и с фильмом “Предложение”. Просто клипмейкеру Хилкоуту приснился однажды сон о том, что он должен снять вестерн. Разумеется, Хилкоут очень испугался, потому что снимать полнометражные фильмы не умел и учиться не собирался. В ужасе он позвонил Кейву. “Ник, помоги! Я же все таки снял для тебя полдюжины клипов. Напиши мне сценарий для вестерна”. Кейв не любил, когда взывали к его совести. Не отнимая трубки от уха, он опустил взгляд, который тот час уперся в его рабочий стол и лежащие на нем бумаги, и его осенило. Дело в том, что среди бумаг лежал незаконченный текст для песни к новым “Murder Ballads 2”. Песня начиналась вполне козырно, но Кейв уже вторую неделю не мог придмать к ней окончания. “Было у отца три сына Первый умный был детина Средний был и так и сяк Третий вовсе был дурак…”
ПОСТКРИПТУМ В ДРУГОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ ТОНАЛЬНОСТИ
Вестерн — едва ли не самый старый жанр в кинематографе. В этом году ему стукнуло 103 года, что вполне позволяет сделать вывод, что на нем уже выросло приблизительно 20 поколений фэнов. Понятно, что у каждого поколения — свои приоритеты и свои фавориты. У Кейва и Хилкоута — это Пекинпа и Олтмен. У автора этих строк — Леоне и Родригес. Ощутили разницу? Она размером с пропасть, и редкий баклан может долететь до ее середины. А ведь на Диком Западе убивали и не за такое. Бэнг! Бэнг! Хороните Хилкоута! Бэнг! Бэнг!
Свой музыкальный путь Ник Кейв начинал с безбашенного панк-рока, а закончил сплошными мелодичными балладами. Почему-то мне казалось, что в кинематографе Кейва ожидает примерно такой же маршрут. Ан нет. Первый же сценарий вобрал в себя все творческое наследие Кейва — и лирику, как брутальную, так и медидативно-космическую, и дикую неистовость, и честность, и мрачность. А получился почему-то вестерн. Но вестерн на удивление качественный, как будто Ник Кейв всю свою жизнь занимался сценарным ремеслом. 
