Главная страница
Главная   |   О журнале   |   Блог   |   Форум   |   Авторы   |   Карта сайта   |   Критерии   |       
Нам нет дела до качества записи, наше дело — качество фильма
Ежеденельный независимый интернет-журнал о кино.
Рецензии, статьи о кино, фильмографии, информация о фильмах, актёрах, режиссёрах.
Фильмы     Режиссёры     Актёры     Статьи     Жанры     Года     Страны


Журнал "Экранка.ру". Выпуск №317
от 31 декабря 2013 года

Жертва номера:
Новое:
Избранное:
Разное:
Статьи: АРХИВ НОМЕРОВ
АРХИВ ОПРОСОВ
АРХИВ ТЕМ


Ритуал / Riten (1969)


Ритуал
Средняя оценка: оценка: 2
1969. Швеция. 72 минуты.
Жанр: артхаус / ахтунг / драма.

Режиссер: Ингмар Бергман.
Сценарий: Ингмар Бергман,
Оператор: Свен Нюквист,
Продюсер: Ларс-Уве Карлберг,
Художник по костюмам: Маго,
Монтаж: Сив Канэльв.

В главных ролях: Гуннар Бьёрнстранд, Андерс Эк, Эрик Хель.
В ролях: Ингрид Тулин, Ингмар Бергман.

Интересные факты о фильме:


  • В фильме занято всего пять актеров, причем один из них (Бергман) — камео (нужен был человек, чтобы изображать священника в исповедальне).
  • Ритуал, о котором говорится в фильме — это ритуал подношения чаши, о котором Бергман узнал, штудируя "Вакханок" Еврипида. При этом в самих "Вакханках" этот ритуал не описан.
  • Фильм был снят за шестнадцать дней: неделя репетиций и девять дней собственно съемок.
  • Фильм изначально вышел на телевидении, а не в кино

    Версия для печати

А. Ботев (и Сладкая N): Недотеатр

Ритуал оценка: 2

Кино — это движущаяся волшебная картинка, чудо, которому не зря изумлялись люди, впервые вступившие на его территорию. Кино отличается от всех видов искусств; ближе всего оно к балету, но сфера его действия шире. В первую очередь ориентировано оно на такой орган восприятия, как зрение. Настоящее кино — немое: в первых фильмах звук вообще не был никак задействован, кроме, возможно, тапера, играющего в полутемной зале; тапер был достаточным, но не необходимым дополнением к чуду синематографа, так сказать, предметом роскоши. Эмоциональные переживания зритель мог получить и без него. Для объяснения того, что происходит на экране, иногда появлялись титры; в балетто для этой цели использовалось либретто.

С этой точки зрения кино кардинальным образом отличается от театра: там для того, чтобы понять, что вообще происходит, как правило, требуется слушать разговоры не всегда талантливых артистов; необходимое развитие сюжета достигается если не модуляциями их голоса, то хотя бы смыслом их речей; глухому в театре не место. Никто никогда не видел во время спектакля титров — а это была бы неплохая идея, между прочим. Раннее кино, проигрывая театру в правдоподобии, качественно выигрывало в богатстве средств изображения. Для себя я понял, что такое артхаус — это такой жанр кино, в котором, если отключить звук, становится ничего не понятно. Это шаг назад, возвращение к эволюционно прежнему виду искусства, перенос центра тяжести зрительского восприятия с глаз на уши. Отключите в артхаусном фильме звук — и вы ничего не поймете. Некоторые такие фильмы с успехом пошли бы по радио.

Предлагаемые выше спектакли с титрами (или вменяемые немые спектакли) — некая театральная аналогия артхауса, театр с элементами кино. Однако в силу принципиальной пространственной и временной ограниченности спектакля эта аналогия не сможет заставить театр шагнуть вперед настолько же, насколько артхаус заставил кино шагнуть назад (или то, что я называю артхаусом выше). Лучший образец такого синематографического театра демонстрируют нам, скорее всего, средневековые актеры в фильме "Розенкранц и Гильденстерн мертвы". Оставьте театру театрово, а кинематографу кинематографово, вот что я хочу сказать.

Из вышеизложенного, надеюсь, понятно, отчего мне так не понравился "Ритуал" Бергмана. За 72 минуты во всем фильме происходит ровно один хоть сколько-то интересный момент, при этом (кстати говоря, не случайно) связанный с театром. Эпизод отличный, но его, к сожалению, придумал не Бергман, а древние греки. Кроме этого эпизода в фильме — сцены разговора судьи (из полиции нравов) с тремя актерами (повзводно и поодиночке); короткий монолог судьи перед исповедальней со священником; попарные разговоры трех актеров друг с другом (цэ из трех по два, то есть три). Всё.

Минималистичность фильму на пользу не пошла. Бергман хотел снять глубокий фильм, и внутри Бергмана, несомненно, этот фильм глубок. Актеры при этом, наверно, играют неплохо, даже хорошо; вероятно, при желании можно увидать в их действиях глубокие или подлинные чувства — я, однако же, не увидал; кроме того, Ингрид Тулин очень красивая, показывает сиськи и взаправду целуется с Андерсом Эком, который, в свою очередь, вместе с Гуннаром Бьёрнстрандом демонстрирует судье и всем желающим нацепленный на себя искусственный член. По отдельности характеры цельные, насколько цельными могут быть характеры актеров, из которых один не уверен в себе, другой пьяница, а третья и то и другое сразу, и, кроме того, изменяет первому. Однако беда в том, что актеры играют не в одной, а в нескольких сценах каждый; и всё вместе распадается на сцены, в которых поведению актеров чуть-чуть (но все время) не достает до достоверности. При этом поведение в разных сценах противоречит друг другу. Наверно, так и должно быть, возможно, они играют плохих актеров — но в таком случае Бергман перемудрил, и это не понятно. В общем, я не представляю себе человека, которому этот фильм был бы интересен. Кроме Бергмана, конечно, а потому с грустью предоставляю слово ему и иду отдыхать — по моему мнению, время, потраченное на рецензию, к тому же на не понравившийся фильм, не должно превышать суммарное время просмотра, так что я не хочу рисковать. Кроме того, мне жалко, что Бергман снял такую гиль.

Первый набросок "Ритуала" представляет собой диалог, написанный 27
февраля 1967 года, в разгар работы над "Стыдом"
:
— Ну, господин художник, будьте любезны, расскажите, чем вы занимались,
и как было дело.
— Стоит ли, ваша милость, стоит ли? (Смеется). Вы ужасно разозлитесь.
— Не разозлюсь.
— Конечно, разозлитесь, потому что вы здесь для того, чтобы осложнить
жизнь и мне, и себе, и не будь вы злым человеком, у вас просто не хватило бы
на это сил. Вы ведь не выносите людей нашего сорта, не так ли? Посмотрите
мне в глаза, господин судья. (Мягко). Так-то вот обстоит дело.
— Нет, мой юный голубой господин. Не так все просто.
— Я тоже знаю, что не все так просто, и поэтому добровольно покажу, что
мы с моим другом делали. Мы называем это... (Останавливается).
— Как вы называете ваши действия?
— Мы называем их "молебном".
— "Молебном". За кого же?
— Не знаю, господин судья. Просто у нас возникло желание совершить
ритуал, заклинание, создать формулу, бессмыслицу, облако, тень облака. Ваша
милость сами, наверное, испытывали подобную слабость в детстве, быть может.
Но нет, ваша милость, мы не об этом собирались говорить.
— К делу, сударь!
— Да, значит, мой друг изготовил жуткую маску, он надевает ее в скетче,
с которым мы вместе выступаем в театре. Скетч про тещу — тут следует,
возможно, упомянуть, что сам я играю дурного супруга. Он показывает жуткую
маску старухи с зелеными волосами, двигающимися глазами и отвратительно
перекошенным ртом в обрамлении бородавок и бороды.
— В этот момент вас и застигли.
— Я был в женском платье, подтянут, надушен, а на моем друге ничего,
кроме накладного бюста. Дело, так сказать, чисто личное. Уже опустились
сумерки. Я стоял у окна, держа в руках (тихо плачет) горшок или, правильнее
сказать, кувшин с красным вином. Я стоял, объятый сумерками, шелестели
деревья, и, по-моему, шел дождь, несильный, мелкий такой дождичек. Значит, я
стоял вот так у окна. (Поворачивается к Маркусу). Маркус, милый, встань у
меня за спиной так, как тогда, чтобы судья увидел. Возьми маску в левую
руку, а правую приложи к сердцу.
— Ну и что это будет?
— Извините, ваша милость, но я так взволнован, уж очень... (плачет)
мучительно повторять нашу невинную игру или, как это еще назвать здесь,
перед вами. Я хочу сказать, одна фальшивая нота — и все может рухнуть.
— Поторопитесь, приступайте к делу, у меня нет времени сидеть здесь с
вами целый день.
— Ну вот, я опустил взгляд в темное мерцающее вино, заглянул в глубину,
на самое дно сосуда, и прошептал: "Яви свой лик, о боже". И тогда Маркус
поднял маску у меня за плечом так, что лицо старухи, освещенное сумеречным
светом из окна, отразилось в вине, вот так. И я прошептал: "Благодарю тебя,
боже, что ты позволил вкусить от тебя". И, наклонившись к отражению, отпил
вино, вот так. Но тут Маркус засмеялся, торжественность момента была
нарушена, и я пустил ветры. Он сказал, что это настоящий заключительный
хорал. Тут нас и застигли.
Вот каков был замысел "Ритуала". Два гомосексуалиста, почти обнаженные,
стоят у окна, не сознавая, а может быть, и прекрасно сознавая, что стоят
именно у окна. За окном парк и улица, кто-то заметил их и заявил в полицию.
Они играли. Маркус, скульптор, слепил чудовищную маску, изображающую тещу
безымянного человека, и внезапно они сотворили древний ритуал подношения
чаши. Таким образом, сам замысел был более грубый, понятный и более
отталкивающий, чем получилось в фильме.
Я узнал о ритуале подношения чаши, штудируя "Вакханок", и даже обсуждал
с Ларсом Леви Лаэстадиусом возможность постановки этой драмы на большой
сцене с Гертруд Фрид в роли Диониса и Максом фон Сюдовом в роли Пенфея. Мы
начали планировать работу, но тут нас одолели сомнения. Перед Городским
театром Мальме стояла, в сущности, единственная задача — привлечь в театр
зрителей. Поэтому, взвесив все "за" и "против", мы без особых эмоций
поставили на этом проекте крест. Ведь театр боролся за свое существование, а
задуманное нами предприятие было чересчур масштабно и явно рассчитано на
слишком узкий круг людей.
В античной Греции театр был неразрывно связан с религиозными ритуалами.
Зрители собирались задолго до восхода солнца. На рассвете появлялись жрецы в
масках. Поднимающееся над горами солнце освещало середину арены, где был
воздвигнут небольшой алтарь. Кровь жертвенного животного стекала в огромную
чашу. За спинами жрецов прятался жрец в золотой маске божества. Когда солнце
поднималось еще выше, два жреца точно в нужный момент возносили чашу так,
чтобы зрители видели, как маска божества отражается в крови. Вот отыграл
оркестр из барабанов и свирелей, закончили песнопения жрецы. И через
несколько минут жрец-прислужник, опустив чашу, отпивал глоток крови.
Первой моей мыслью было делать "Ритуал" параллельно со "Стыдом". "Стыд"
почти целиком снимался на натуре, и для съемок мы выстроили дом, вполне
пригодный в качестве павильона. Почему бы в дождливые дни не позабавиться с
камерой в помещении. Именно поэтому я называю "Ритуал" "этюдом для камеры и
четырех актеров".
Сценарий "Ритуала" я написал быстро и без затей. По разным причинам
первоначальный замысел осуществить не удалось, но отказаться от фильма я все
равно не мог. И уговорил Ингрид Тулин, Гуннара Бьернстранда, Эрика Хелля и
Андерса Эка сделать картину в кратчайшие сроки. Неделю репетируем, девять
дней снимаем.
"Ритуал" — фильм довольно мрачный, неприкрыто агрессивный — привел в
ужас как редакцию телетеатра, так и критиков. Уйдя с поста руководителя
"Драматена", я кипел тяжким гневом: мы вдохнули жизнь в этот замок спящей
красавицы, выявив лучшее, что в нем было. Провели полную реконструкцию Дома
с пола до потолка и начали ставить современную драматургию. Мы играли пьесы
для детей на большой сцене и давали школьные спектакли в театре "Чина". Мы
гастролировали. Мы работали в бешеном темпе — более 20 спектаклей в сезон.
Мы максимально использовали возможности театра. Вместо благодарности нам,
мне намылили шею. У меня не было случая излить свой гнев. Он выплеснулся в
"Ритуале".
Более или менее сознательно я разъял себя на три персонажа.
Себастьян Фишер (Андерс Эк) — безответственный, страстный,
непредсказуемый, инфантильный, эмоционально неуравновешенный, постоянно на
грани душевного слома, но, по-видимому, человек творческий, убежденный
анархист, он жаждет наслаждений, он ленив, любезен, мягок и жесток.
Ханс Винкельманн (Гуннар Бьернстранд) — любитель порядка, жесткой
дисциплины, ответственен, социально разумен, добр и терпелив.
Женщина Тея (Ингрид Тулин), как мне представляется — полусознательная
попытка отобразить мою собственную интуицию. У нее нет лица, она не знает,
сколько ей лет, она уступчива, испытывает потребность нравиться. Подвержена
внезапным импульсам, общается с богом, ангелами и демонами, верит, что она
святая, пытается симулировать стигматизацию, чувствительна до предела, даже
прикосновение одежды к коже порой вызывает у нее боль. Она не несет в себе
ни созидательного, ни деструктивного начала. Она — параболическая антенна
для приема таинственных сигналов потусторонних передатчиков.
Эти трое нерасторжимо связаны между собой, они не в состоянии
освободиться друг от друга, но и составить пары тоже не могут. Лишь
напряжение, возникающее между тремя вершинами треугольника, способно вызвать
какие-то действия. То были честолюбивые потуги, разъяв самого себя, выявить
движущие силы моего "я". Силы, заставляющие работать весь механизм.
У Теи есть сестры: Карин в фильме "Как в зеркале", которая проходит
сквозь стены и разговаривает с паучьим богом. Агнес в "Шепотах и криках",
застревающая на полдороге от жизни к смерти. Беспрерывно меняющая пол
Аман-Манда в "Лице". Или кузены, например, Измаил в "Фанни и Александр",
тот, кого держат взаперти.
С точки зрения триединства годы работы в "Драматене" трудно назвать
удачными. Ни Себастьяну, ни Тее развернуться было негде. Главенствовал
аккуратист Ханс Винкельманн. Двое других умолкли и, съежившись, отошли в
сторонку.
При таком толковании становится понятной попытка Теи объясниться:
"Я воображаю себя святой или мученицей. Поэтому и называю себя Тея.
Часами могу сидеть за большим столом в холле и рассматривать тыльную сторону
ладоней. Однажды левая ладонь сильно покраснела. Но кровь не выступила. Я
представляю, как приношу себя в жертву, чтобы спасти Ханса или Себастьяна.
Играю в экстаз и мысленно беседую со святой девой Марией, игра в веру и
неверие, бунт и сомнения. Я несчастная грешница, страдающая от неизбывной
вины. И вдруг я отбрасываю веру и прощаю саму себя. Все — игра. В пределах
игры я все время одна и та же, иногда — до ужаса трагична, иногда —
безгранично весела. И то и другое достигается одинаковым незначительным
усилием. Это словно беспрестанно текущая вода.
Я пожаловалась врачу. (У скольких же врачей я перебывала!) Он сказал,
что на мою психику вредно влияет бродячая жизнь. И порекомендовал мне
завести дом, мужа, детей. Мне нужны надежность, порядок, будни.
Действительность, как он выразился. Он утверждает, что нельзя отгораживаться
от действительности так, как это делаю я. Я спросила его тогда, что такое
действительность представление большинства о процессе жизни? Или, может,
существуют различные действительности, и любая из них столь же реальна, как
и всякая другая. Надо выбрать оптимальный вариант жизни, сказал он. Я
возразила. Я вовсе не чувствую себя несчастной, а он в ответ пожал плечами и
выписал рецепт".
Мне, по всей видимости, хотелось и беднягу Судью (Эрик Хелль) выставить
в более симпатичном свете, но, как я вижу, попытка оказалась не слишком
удачной. Он умоляет артистов постараться разглядеть в нем человека. Но
поздно. Насилие уже совершено, и приговор обжалованию не подлежит. Судья —
смертник, порывающийся произнести защитительную речь под ножом гильотины.
Сегодня, смотря "Ритуал" и перечитывая монтажные листы, я не исключаю,
что картину следовало бы сделать по-другому. Фильм насыщенный, отчасти
забавный, но местами труден для понимания, как, например, тот эпизод, где
Себастьян взрывается на допросе Судьи:
"У меня нет вероисповедания, и я не принадлежу ни к одной из конфессий.
Я никогда не испытывал нужды ни в боге, ни в спасителе, ни в вечной жизни. Я
сам себе бог, я повелеваю собственными ангелами и демонами. Я пребываю на
каменистом берегу, уступами спускающемся к морю-хранителю. Лает собака,
плачет ребенок, гаснет день, превращаясь в ночь. Вам меня не запугать. Ни
одно человеческое существо больше не в силах меня запугать. В полной тишине
я молюсь, возношу молитву самому себе: "Да всколыхнет порывом ветра море и
душные сумерки. Да прилетит с водных просторов птичка и криком взорвет
тишину".
Двенадцать лет спустя Себастьяна запугали до смерти. Но об этом речь
впереди.


см. также статью "Вакханки"

(11.03.2008)

Версия для печати




Главная   |   О проекте   |   Блог   |   Форум   |   Авторы   |   Карта сайта   |   Критерии   |   RSS   

© Экранка.ру. 2006. По всем интересующим вопросам обращаться:
Мы не берём новых авторов, не занимаемся баннерообменом, не размещаем нетематическую рекламу.
При любом использовании материалов, ссылка на ekranka.ru обязательна.
Цитирование в Интернете возможно только при наличии ссылки. Все права защищены.
Дизайн и вёрстка: Володя. Программирование: Алёша. Идеология сайта: Володя, Алёша и крошка Жанин.
Некоторые тексты, размещенные на этом сайте, содержат ненормативную лексику.
Коммерческая реклама: