Режиссер:
Жан Кокто. Продюсер — Андре Польве, Режиссеры — Жан Кокто, Рене Клеман, Оператор — Анри Алекан, Композиторы — Жорж Орик, Филипп Гласс, Художник-декоратор — Кристиан Берар, Сценарий — Мари Лепренс Де Бомон, Жан Кокто.
В главных ролях: Жан Маре, Джозетт Дей. В ролях: Мишель Оклер, Рауль Марко, Марсель Андре.
Награды:
1946 — Жан Кокто за лучший киносценарий — Prix Louis Delluc.
Интересные факты о фильме:
Авторская рукопись сценария фильма "Красавица и Чудовище" Жана Кокто продана с аукциона "Сотби" в Париже за 120 тысяч евро.
90-страничную рукопись со своими рисунками поэт и кинематографист Кокто подарил директору кинокомпании Gaumont Марселю Берту в благодарность за то, что он пытался снять фильм по этому сценарию, хоть и не смог довести дело конца.
Взяв за основу фильм "Красавица и чудовище", Филип Гласс продемонстрировал новый жанр, названный им "опера для оркестра и кинофильма". Перед экраном, где без звуковой дорожки демонстрировался фильм, располагался небольшой оркестр и певцы, исполнявшие свои фразы совершенно синхронно с движением губ актеров на экране.Версия для печати
Юлия Ульяновская:
Рецензия на фильм "Красавица и чудовище", или стоит ли хорошего пса превращать в Полиграфа Шарикова
Сейчас невозможно уже знать наверняка, как изначально выглядела сказка о Красавице и Чудовище. Пересказы, переиздания, переводы, адаптации — и вот мы знакомы с тихой скорбной Настенькой, напрочь лишенной всякого эгоизма и любящей всё, что может вызвать жалость, и с американской разбитной красоткой, танцующей среди говорящей бытовой техники. Чудовище в обоих вариантах выступает жертвой злых чар, заколдованным принцем (я полагаю это справедливым: не всё же бедным мужчинам лягушек и летаргические трупы целовать, надо и нам иногда проявлять характер). Архетипический смысл "Красавицы и Чудовища" так глубок, что можно писать трактаты и за всю жизнь не докопаться до сути. Жуткое варево из комплекса Электры, страха девирджинизации, выдуманного уродами тезиса "внешность — не главное", морали "терпение и труд все перетрут" и, конечно, мечты о любви, творящей чудеса. Сквозь романтический флёр, скрадывающий острые углы и страшные рожи, эта сказка — прекрасное утешение для социально неадаптированных ботаничек, в брызги разбивающееся о первый же риф реальности: вне зависимости от затраченных усилий, в финале чудовище никогда не превращается в принца. Въезд закончен, перехожу к Кокто.
Первые, с кем нам предлагают познакомиться — второстепенные персонажи, своим молодечеством придающие повествованию некоторый задор, и остроумно именуемые моими коллегами "долбоёбы". Два мучимых бездельем долбоёба — сын купца с другом — упражняются в стрельбе из лука, и вскоре одна из стрел попадает ровно в окно отчего дома, прямо в комнату, где две сварливые сестры соревнуются в злословии, в то время как третья драит паркет зубной щеткой. Таким славным и стремительным образом перенеся нас с улицы в дом, нам дают возможность так же скоро оценить ситуацию в семье: по лестнице уже несутся юноши, вопрошая, не угодила ли стрела в Белль. Судьба сестер-злодеек их ни капли не волнует. Сёстры в картине выступают комическим воплощением бытового хамства — несмотря на их потуги выглядеть, с ними все, включая слуг, таскающих носилки, обходятся как с кулями муки. Пара долбоёбов, напротив, находится в роли более сложной. Относительно Белль, являющейся точкой отсчета, нулём, они занимают позицию пусть плюсовую по шкале намерений, но отрицательную по шкале разума, что очень усложняет задачу зрителя определить своё к ним отношение.
Белль в течение всего фильма словно бы колеблется на кочке среди зыбкого болота. Если по мере повествования персонажи задают ей вопросы, она никогда не отвечает конкретно, а составляет свой ответ из всех возможных: "Да. Нет! Да. Я не знаю", что лично меня изрядно бесило. Её лицо одинаково невозмутимо во всех ситуациях — ни стрела, вонзающаяся в пол возле того места, где она елозит щеткой, ни жуткий самообслуживающийся замок чудовища, ни даже само чудовище — ничто не способно вывести ее из апатии. Только мысль об отце способна навести легкую рябь на ее белоснежный лобик и ускорить ее жесты. Если бы я смотрела фильм с середины и не имела представления об истории о красавице и чудовище, честное слово, мне было бы не догадаться, положительный она персонаж или отрицательный. Зачем именно такая игра нужна была режиссеру для сказки? То ли чтобы придать истории способствующую индивидуальному воображению стерильность, то ли чтобы на фоне механической красавицы очеловечить и выпятить остальные персонажи — не понимаю.
В интерпретации Кокто есть удивительные моменты. Судя по тому, что один из долбоёбов превращается в точную копию чудовища, будучи подстреленным статуей Дианы, охраняющей его сокровищницу, происхождение монстра — жадность, а не воспитательные чары какой-то колдуньи. Подобный ход мы можем наблюдать в сказках о кладе Дракона — когда человек, убив хозяина и завладев его богатством, мгновенно обрастает чешуёй и принимается изрыгать огонь. Другой момент состоит в том, что монстр Кокто является не чудищем, как сообщает наша сказка, а гибридом — минотавром, человеком со звериной головой, оборотнем, в котором борются два начала — животное и человеческое. Временами, как и положено оборотню, чудовище теряет контроль над собой, страшно воет, носится по чаще и задирает в лесу косуль, чтобы вскоре явиться под дверь к Красавице в окровавленной рубашке, с дымящейся головой и обескураженной рожей. В этой постоянной мучительной внутренней борьбе и состоит его горе, о чем он недвусмысленно высказывается.
В фильме есть откровенно потешные сцены. В какой-то момент навязчивая манера всех без исключения персонажей прислушиваться к происходящему за дверью, склонившись и прильнув к ней щекой, начинает вызывать гыгы-эффект. Но вершиной нелепицы заслуженно является сцена превращения чудовища в человека. Тихий зверь, величественно умирающий на берегу ручья, изрекши последние слова, полные любовной самоотверженности, вдруг оборачивается несимпатичным, слащаво ухмыляющимся аферистом Жаном Маре в белых колготках, мгновенно берет аморфную Красавицу за рога, и со снисходительной улыбочкой утягивает ее куда-то вверх из кадра. Это скорее было похоже на похищение из сумасшедшего дома, чем на хеппи-энд.
Если ставить перед собою задачу просто ознакомиться с еще одной версией известной истории, фильм ее полностью решает. Для этого следует воспринимать персонажей как тряпичных кукол, а все их взаимодействия — как условности. Я же совершила ошибку, увлекшись бесполезным сравниванием, и таким образом утеряла способность оценить вязкое очарование предложенной игры.
