В главных ролях: Ивана Бакеро, Сержи Лопес, Дуг Джонс. В ролях: Ариадна Хиль, Изабель Верду.
Награды: 3 "Оскара" — оператор, художник-постановщик, грим. 3 премии BAFTA — лучший иностранный фильм, костюмы, грим. 7 премий Goya Awards — оператор, монтаж, грим, лучшая молодая актриса, звук, оригинальный сценарий, спецэффекты. Art Directors Guild — лучший художник фильма в жанре "фэнтези". National Society of Film Critics — лучший фильм. Satellite Awards — лучший анимационный или анимационно-игровой фильм..
Интересные факты о фильме:
- Гильермо дель Торо считает этот фильм очень личным. Съемки были такими напряженными, что режиссер каждую неделю худел на три килограмма.
- слово режиссера: "Дети не такие вечно счастливые существа, как кажется. Они помнят боль, зло и обман, просто редко говорят о своих потрясениях. Такой фильм невозможно снять в Голливуде — там принято изображать детей по-другому. Я люблю фильмы, где юные создания погружаются в реальную действительность: например, "Ночь охотника", "Забытые" или "До свиданья, дети". Детям все время говорят, что делать и что думать, и для познания мира необходима смелость. Офелия входит в фантастический мир не для того, чтобы убежать от действительности, а чтобы познать ее. На мой взгляд, фильм именно об этом. Фашизм — это возможность действовать только определенным образом. Свобода — это возможность выбора, нечто вроде лабиринта: можно пойти вправо или влево. Всегда есть варианты".
- Дель Торо назвал "Лабиринт фавна" "мрачной сказкой о фашизме". Версия для печати
1944 год. Стальной фашист Видаль приезжает на север Испании, чтобы на корню истребить в местных лесах зловредных каталонских партизан, а заодно посвятить местное население во все прелести франкистского режима. Вместе с капитаном в эти леса приезжает его беременная жена, а также ее 12-летняя дочь от первого брака. Лишенная родительского внимания, юная Офелия находит себе друзей в лесу, но только не в лице смелых партизан, которые табунами ходят вокруг их усадьбы, а в лице древнего и ужасного Фавна, в лабиринт которого девочку приводит маленькая инсектоидная фея.
Фавн рассказывает Офелии, что она — родная дочь волшебного короля, который уже много лет пытается найти свою потерянное чадо. Фавн соглашается собственнолично отвести девочку к папаше, но ставит при этом свое условие. Точнее, три. Именно столько квестов должна пройти героиня, чтобы подтвердить свое волшебное происхождение. Первые два квеста простые — наебать того или иного ктулху. Первые простые, а вот зато третий оказывается почти невыполнимым — о его сути мы ничего не скажем, упомянув только, что он вполне логически вытекает из первых двух предложений нашего обзора.
Гиллермо дель Торо — голливудский варяг, и этот факт всегда будет мешать его карьере, упорно не давая ему стать ему в одном ряду с такими коллегами по цеху как Тим Бартон и Питер Джексон. При этом Гиллермо — не просто варяг, а образцовый европеец, то есть самый настоящий тормоз. По этой причине все его картины отличает совершенно неприличная для американца неспешность. И не говорите про атмосферность и психологическую глубину. Они вполне доступны и на скорости 200 кмчас. Просто это такой режиссерский почерк. Просто это такая режиссерская самоидентификация. Такие почерк и самоидентификация, из-за которых с самых первых сцен “Лабиринта” зрителя (имхо) охватывает дикое желание схватить пульт и смотреть происходящее на убыстренном воспроизведениии.
Но тормознутость — далеко не единственная проблема фильма. Дель Торо придумал настолько козырный сюжет и настолько правильных персонажей, что в конце картины искренне прослезился и предоставил им право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой. А вот это уже серьезная профессиональная ошибка
Юная Офелия приезжает с матерью в лагерь франкистов, потому что ее отчим — офицер-подонок, пытающий пленных повстанцев. Это не удовлетворяет девочку, и она погружается в исследование обнаружившихся рядом развалин, где обитают волшебные существа, одно из которых обнадеживает героиню тем, что она — принцесса подземного мира. Реальная же жизнь Офелии становится все хуже и хуже.
Мы недавно разговаривали с Гордеевым по поводу "Зеркальной маски", и я пожаловалась, что нет в ней глубины, нет трагедийности. "Какая, [censored], трагедийность может быть в сказке?", — поинтересовался он и был катастрофически неправ. В "Лабиринте фавна" эта необходимая мне трагедийность присутствует, хотя Гильермо дель Торо, соединив две части рассказа, настоящий и вымышленный, образы в них вывел весьма похожие. С точки зрения Офелии никакой разницы, в сущности, и нет, а потому и карикатурно жестокий полковник Видаль, претендующий на звание "отца", и загадочный монстр, поедающий детей, — они все из одной оперы, они одинаковые.
Офелия — светлое создание, Фавн — хитроумная мифическая тварь, ассоциирующая одновременно с дионисийством, с обманом и разгульной добротой. Не желая верить в реальность, Офелия доверяется потенциальному обманщику, потому что текучесть и загадочность лучше, чем прямолинейное отрицание и насилие. Они оставляют хоть какую-то лазейку из положения, которое детскими силами не разрешить, ведь смекалка и борьба с монстрами посредством хитрости Офелии доступна, а возможность выйти на путь войны с ожесточенным отчимом — нет. Отделенность ребенка от взрослых, его сложность, сосуществование с магическими составляющими и качественно иная резкость бытия человека, пересекшего определенную возврастную черту, — тонкая стеклянная преграда, сквозь которую ни проходит ни звука. Вспоминается подростковый ужастик "Ginger Snaps", который я посмотрела на днях. Там менструация ассоциировалась с окончательной сдачей, с превращением в монстра, пышущего похотью и слабоумием, тогда как юность рисовалась разновидностью мудрости. То же самое делает и дель Торо, но только его сказка целомудренна, а потому фавн говорит Офелии: "Или ты будешь умирать, как люди". Лишь ее избранность дает ей возможность держаться, противостоять некрасивой реальности. Стоит лишить такого ребенка поддержки в виде иллюзорных картин — и она сломается.
Побег в вымышленный мир в киномире практикуется часто, но если взять, к примеру, героиню из "Страны приливов" Гиллиама, то при всех ужасах обстановки та девочка остается счастливой, потому что трансформирует реальность. Офелия же именно бежит, готовая принести ради мира приключений массу жертв и сама становясь жертвой. Она слаба, что иллюстрируется сценой у заваленного явствами стола. Видаль видит в ней несообразности и нелогичность, врывающиеся в его механистичную систему. Полковник, следующий заранее определенной поведенческой модели, сталкивается с тем, что в нее не вписывается, — стойкость, мужество, храбрость людей, которых он даже не замечал, и последний штрих, проведенный дель Торо, как раз и показывает желание избавиться от всех этих странностей, вернуться к прямой прошлое-будущее, на которой можно составить завещание и привести смерть к чему-то заранее запланированному.
На мой взгляд, фильму повредили красивости. Видаль чересчур отточенный, эдакий аниме-герой (см. фото), его поступки превращаются в комикс. Верить в реальность "реальности" Офелии невозможно, потому что она как пожар, который описывают уже после, размахивая руками. Если бы дель Торо, по меткому выражению Лимонова, "красивостям предпочитал подлинности", история получилась бы на порядки более сильной, берущей когтистой дланью за нутро.
После окончания "Лабиринта Фавна" зрители должны разделиться на две группы, словно после просмотра "Планеты К-Пэкс". Т.е. одним судьба горевать, вздыхать и сообщать остальным, какое же мрачное это кино, а другим, мечтателям и романтикам, — думать, что девочка все-таки сбежала из жуткого реального мира в тот, к которому так стремилась. Поспорить над той и иной трактовкой любопытно, по мне же дель Торо хотел показать, что обман фавна удался, что Офелия оказалась у ног короля и королевы, хотя настоящая материнская любовь была совсем рядом.
Фильм Гильермо Дель Торо — одно из самых ярких впечатлений 2006 года. Года, вообще небогатого на впечатления. Но "Лабиринт фавна" стоит особняком. Знаете, таким элегантным особняком, в подвале которого хранится множество интригующих и пугающих тайн.
Я давно пресытился лит.произведениями, писанными в жанре магического реализма и принадлежащими, понятное дело, перу южноамериканцев, однако ж, Дель Торо с успехом удалось перевести эту удивительную атмосферу важного и емкого параллельного мира, существующего бок о боком с нашим, в кинематографическую плоскость.
Маленькой девочке, которая живет в просторном доме, нашпигованном, словно консервная банка, вытянутыми по струнке шпротами-фашисткими офицерами, при помощи фантастического существа фавна удается изыскивать лазейки, дабы попадать в потусторонний мир, где ее ждут жестокие испытания. Лишь пройдя через все из них, она может попасть в тот радужный и яркий, трижды параллельный мир, где была когда-то принцессой.
Фантазия и талант Гильермо Дель Торо потрясают. По умолчанию шокирующая реальность, — время которой принадлежит прошлому, 1944 году, — блекнет по сравнению с миром сказочным, потусторонним, блекнет именно по эмоциональному воздействию. Садизм испанских фашистов, мучения обреченных партизан, унижения женщин, в том числе матери героини, теряют всё свое значение. Более того, эти сцены довольно скучно смотреть. И это притом, что жестокость главного отрицательного героя, капитана, отчима нашей юной героини, не поддается никакому описанию. Лишь в моменты наивысшей откровенности камеры, когда в ход идет брутальный натурализм — то есть когда, например, этому самому капитану режут ножом рот, а он потом самостоятельно его зашивает, — сердце ёкает от отвращения. Но зато когда "приземленная" принцесса лезет в корни усохшего дерева, чьи жизненные соки высосала гигантская жаба, — вот эти сцены, звучащие в пересказе довольно пресно, цепляют по-настоящему. Видимо, это "мое" кино. Кино, которое я всегда хотел увидеть, и торкающее как в детстве сказки братьев Гримм: торкающие в момент прочтения, но особенно торкающие после, когда смысловой и визуальный пласты отлежались, отпечатались в памяти, и начинают распускать свои длинные белые руки с тонкими мокрыми пальцами страха.
Контраст между миром реальным и миром ирреальным достигается, может быть, именно за счет этой разницы: между кином стандартным, когда используются стереотипы, какие-то шаблоны, как в сценах с фашистами, и кином волшебным, когда в голове у Дель Торо что-то переключается, и он начинает использовать весь свой своеобразный, самобытный талант оригинального фантазера. Это подтверждается уже хотя бы тем, с какой обыденностью в финале фильма капитан стреляет в сердце своей приемной дочери, а потом поворачивается и уходит.
Интересно, что один из моих любимых романов, дебютный роман Хулио Кортасара "Выигрыши" по сути является зеркальным отражением фильма Гильермо Дель Торо. В "Выигрышах" невыразительность вымышленного мира при всей его изощренности только почеркивает каллиграфическую выразительность "примитивного", реалистического, якобы невымышленного мира. В "Лабиринте" — всё наоборот.
Фильм совершенно не безупречный, но притом насколько впечатляет! Великолепный фильм для инфантильных взрослых! Мечта об утраченном рае здесь выглядит гораздо наглядней ветхозаветных текстов.
Скажу еще, что при просмотре фильма я поймал себя на мысли, не приходящей в голову с детства: а ну как щас все эти фавны и прочие чудовища возьмут в руки "калаши" и пойдут восстанавливать справедливость на стороне красных? Но этого не происходит. Одна из многих жестоких трезвых истин, которые часто нарушаются, но все же предъявляются в фильме, заключается в том, что в каждом мире действуют свои законы. И тому, чужому, параллельному миру как-то скучно взаимодействовать с нашим; "обычная", тривиальная мораль его не интересует. В этом заключается (вот тут не знаю, ставить скобки, или нет) "реалистичность" фильма.
Гильермо явно принадлежал чужому миру, но сейчас уже почти принадлежит нашему, возвращаясь в тот мир лишь набегами. А потому ждите скоро на наших экранах "Hellboy II"!
Фантазия и талант Гильермо Дель Торо потрясают. По умолчанию шокирующая реальность, — время которой принадлежит прошлому, 1944 году, — блекнет по сравнению с миром сказочным, потусторонним, блекнет именно по эмоциональному воздействию. Садизм испанских фашистов, мучения обреченных партизан, унижения женщин, в том числе матери героини, теряют всё свое значение. Более того, эти сцены довольно скучно смотреть. И это притом, что жестокость главного отрицательного героя, капитана, отчима нашей юной героини, не поддается никакому описанию. Лишь в моменты наивысшей откровенности камеры, когда в ход идет брутальный натурализм — то есть когда, например, этому самому капитану режут ножом рот, а он потом самостоятельно его зашивает, — сердце ёкает от отвращения. Но зато когда "приземленная" принцесса лезет в корни усохшего дерева, чьи жизненные соки высосала гигантская жаба, — вот эти сцены, звучащие в пересказе довольно пресно, цепляют по-настоящему. Видимо, это "мое" кино. Кино, которое я всегда хотел увидеть, и торкающее как в детстве сказки братьев Гримм: торкающие в момент прочтения, но особенно торкающие после, когда смысловой и визуальный пласты отлежались, отпечатались в памяти, и начинают распускать свои длинные белые руки с тонкими мокрыми пальцами страха. 
Скажу еще, что при просмотре фильма я поймал себя на мысли, не приходящей в голову с детства: а ну как щас все эти фавны и прочие чудовища возьмут в руки "калаши" и пойдут восстанавливать справедливость на стороне красных? Но этого не происходит. Одна из многих жестоких трезвых истин, которые часто нарушаются, но все же предъявляются в фильме, заключается в том, что в каждом мире действуют свои законы. И тому, чужому, параллельному миру как-то скучно взаимодействовать с нашим; "обычная", тривиальная мораль его не интересует. В этом заключается (вот тут не знаю, ставить скобки, или нет) "реалистичность" фильма.
