Кирилл Серебрянников ну вот например мне известен тем, что ведёт по какому-то каналу программу "Другое кино", в которой то фильм Фассбиндера покажут, то фильм Бергмана — в общем единственный на телевидении островок, который заботится не только о деньгах, но и о культуре без которой как известно деньги — ничто. При этом в программе ленты не только тупо дают в эфир, но ещё и объясняют об чём они. Каждый раз угол взгляда предполагается вполне определённый — поверить всё психологией, разобрать склелетик Фрейда, Юнга или Выгодского по косточкам и сложить из них скелетик фильма. В общем очевидно, что интерес Кирилла лежит не в антпрологии или лингвистике, а в психологии. Поэтому вполне естественно, что для кинодебюта он взял столь психологичный материал.
Так уж странно получилось, что "Изображая жертву" я сначала увидел в театральном варианте. Учитывая, что к театру я испытываю только два чувства — непонимание и неприятие, странно, что за чорт меня дёрнул пойти на гастроли МХТ на сцене БДТ. Однако супротив нормального положения вещей спектакль мне понравился — внятностью изложения, висельным юмором, заковыристой сценографией. Плохо, когда в театре пытаются изобразить реальность, всё одно не получится — масштабы и возможности не те. Охотиться за реальностью — прерогатива кино. В театре хороши условности и гротеск, мишура и силиконовый блеск рампы. Всех театральных плюсов в постановке было навалом и сердце моё к кои-то веки не чувствовало себя одураченным.
В свете вышесказанного так и тянет признаться, что фильм оказался хуже театральной постановки, благо так оно и было. Потому что из него исчезла вся волшебная театральная сценография, которая синкопировала и соединяла действие и сцены рассыпались как волосы по плечам. Решённый в театре в виде намёков интерьер оказался в кино конкретизирован и это вторжение жизни в условность театрального кадра ещё более усугубило дискомфорт. С другой стороны, фильм позволил проявить внимание к деталям, позволил разглядеть актёров — нет худа без добра, ведь актёры в фильме засияли.
Фильм уложился в стезю, намеченную "Пылью", стезю нового российского кино. Не того российского кино, которое питается американщиной, поселившейся в наших душах, или того, которое пустоглазо глядит с глянцевых плакатов, а того, которое пробивается свету от корня Авербаха, например. После краткого многолетнего торжества боевиков, сериалов и плохого жанрового кино в стране стало возможным делать фильмы не только ради заработка, но и ради интереса к обычным людям, живущим в своих подчас гротескных мирках.
В фокусе "Изображая жертвы" находится как раз такой боец невидимого фронта, ведущий локальную войну с метафизикой. В его жизнь странным образом вплетена фабула "Гамлета" — отец умер, а мать собирается жениться на брате отца. После визита духа папы, в мальчика (30 лет) закрадываются подозрения. Впрочем, гамлетианская фабула тут скорее для красного словца. Потому что герой целиком и полностью поглощён идеей превращения себя в абсолютную жертву. После смерти отца, встав перед дилеммой — свыкнуться, забыть или помнить всегда, не отпускать щемящее чувство утраты, он выбирает второй путь и идёт по нему, понурый и мрачный, наводя своим иноческим инфантилизмом ужас на мать, которая наоборот хочет продолжать жить, а не превращать своё существование в бдение над склепом. Профессию он себе подыскивает подходящую — изображает жертвы на следственных экспериментах. Загоняет себя каким образом в замкнутый круг — жертва отцовской смерти дома, жертва чужих смертей — на работе. Эта упёртость в своём желании быть обиженным жизнью мальчиком находит продолжение и в быту: его жизнь намертво подчинена ритуалам — он никогда не снимает шапку, ест китайскими палочками (чтобы жизнь мёдом не казалась), боится воды, отличается крайней принципиальностью во взглядах.
Причина такого поведения очевидна — герой фильма чувствует себя обиженным отцом. Его ролевая модель, человек, который должен передать ему опыт поколений, научить жизни коварно отказался от исполнения обязанностей и умер. Расстроенный, малыш замыкается в своей обиде, как бы говоря миру — раз он не стал меня учить, сам я учиться не буду, буду назло ему вести жалкое существование, медленно загибаясь в пустоту. Ужасно то, что за собой он увлекает своих близких: мать и подругу, которая помимо прочего говорит замечательные слова, про то, что она перегорела ещё пять лет назад и если он её бросит то это будет абзац, потому что ей придётся в 35 лет начинать всё сначала, изображать интерес к людям и пр. — такой вот гимн женской доли. Не давая жить себе он всеми силами не даёт жить им, распространяя вокруг себя агностический круг жертвенности, сужая петлю страдания как шарф на горле.
Впрочем, этого ему оказывается мало. В один прекрасный день он травит дядю, мать и подругу ядовитой японской рыбой и таким образом ставит себя в позицию абсолютной жертвы, которая теперь будет страдать в десять раз больше. Блестящая развязка, совсем в духе "Гамлета", там если помните до финала тоже доживает один Горацио, который всё смотрел и запоминал чтобы в конце рассказать как было — такой вот лёгкой перестановкой мест в уравнении наш герой оказывается вовсе не Гамлетом. А кто же тогда Гамлет?
Помимо психологических штудий фильм полон социальной критики моего поколения — тех, кому сейчас 28-31. Так уж вышло что эти люди начинали расти при советской власти, их научили любить Ленина и ценить целину, а заканчивали расти уже в России девяностых годов, когда произошла резкая и координальная переоценка ценностей — и те кто были старше успели подстроиться, те кто младше — росли уже по новым лекалам. А эти... Проводя параллели с психологией можно сказать, что это поколение выросло без ролевой модели, потому что в момент, когда закладываются в ребёнке поведенческие и социальные стереотипы произошла Перестройка, начались тихие радости капитализма и в детско-юношеских мозгах не сформировалось какой-то конкретной системы ценностей, а произошли шизоидные подвижки и ребята выросли без царя в голове, не имея по сути никакой способности и желания жить. Капитан в блестящем исполнении Виталия Хаева корит нас за это нежелание, но что же поделать если мы как и герой фильма находимся в сладостном инфантильном самобичевании, которое никогда не закончится, потому что нет базиса на котором можно было бы выстроить здание психологического здоровья. Такое вот прекрасное поколение навсегда застрявшее в детстве. В возрасте, зафиксированном на 85-91 году. "Изображая жертву" вслед за "Пылью" продолжает выразительно демонстрировать чорную пустоту внутри представителей этого поколения и хочется только пожелать не упускать золотую жилу, потому что интересно — наука и всё такое.
"Русское кино в жопе! Один Федя Бондарчук клевый. Поднатореет — и возьмет своего "Оскара", — глумливо заявляет в самом начале фильма главный герой Валя, как бы призывая зрителя не относиться к фильму "Изображая жертву" серьезно. Ну и действительно, перед нами комедия с полустертой приставкой "траги".
У Вали, неглупого, но инфантильного молодого человека лет 28, необычная профессия — он изображает жертву во время следственных экспериментов. Перед нами проходит вереница таких экспериментов. Преступники выглядят полными идиотами, особенно это касается утрированного образа хачика или придурка, по ничтожной причине убившего во время встречи выпускников своего соседа по парте — этого придурка играет Максим Коновалов, и тупое выражение на роже его персонажа словно пришло из "Бумера". У фильма прекрасная литературная основа, поэтому некоторые эпизоды блещут остроумием (например, когда Валя изображает жертву на подоконнике, Лиза, "мент с киноаппаратом", вспоминает, что дома не заклеены окна).
Но самый запоминающийся эпизод — пятиминутный матерный пассаж. Во время очередного эксперимента следователь срывается и набрасывается с кулаками на циничного и дебильного бандита, потом в порыве бессильной ярости материт всех окружающих, потом материт всё молодое поколение и, наконец, заканчивает сборной России по футболу, которая "наёбывает его уже 26 лет" и состоит из пидарасов, которым ничего не нужно, кроме того, "чтоб мелированная прическа ровно стояла". Этот эпизод запоминается не столько из-за трехэтажного мата, сколько из-за взрывной экспрессии эпизода, искренности и жизненности позиции следователя. Это кульминационная сцена, потому что сразу за ней следует невыразительный финал: Валя убивает свою бесцеремонную мать, ее недалекого сожителя и свою невесту. Причины такого поступка неясны, поскольку внутренний мир Вали скрыт от нас под коркой его цинизма. Известно только, что ему постоянно снились кошмары, в которых фигурировал его отец. Можно лишь предположить, что Вале надоело быть жертвой. Хладнокровность убийства сопряжена с рутинностью, в которую превратилась валина профессия, и этим Валя отличается от следователя, остро переживающего каждое дело. Но поскольку финал, вопреки ожиданиям, выглядит аболютно нетрагично, то режиссер как бы разделяет валину позицию. Вырисовывается забавная ситуация: матерное обвинение следователя, сделанное в предыдущей сцене, распространяется и на режиссера. Следователь обвиняет его в холодности, равнодушии и нежелании сопереживать судьбе не только своих персонажей, но и окончательно ебнувшегося, уже необъяснимого мира.
Так уж странно получилось, что "Изображая жертву" я сначала увидел в театральном варианте. Учитывая, что к театру я испытываю только два чувства — непонимание и неприятие, странно, что за чорт меня дёрнул пойти на гастроли МХТ на сцене БДТ. Однако супротив нормального положения вещей спектакль мне понравился — внятностью изложения, висельным юмором, заковыристой сценографией. Плохо, когда в театре пытаются изобразить реальность, всё одно не получится — масштабы и возможности не те. Охотиться за реальностью — прерогатива кино. В театре хороши условности и гротеск, мишура и силиконовый блеск рампы. Всех театральных плюсов в постановке было навалом и сердце моё к кои-то веки не чувствовало себя одураченным.
Фильм уложился в стезю, намеченную "Пылью", стезю нового российского кино. Не того российского кино, которое питается американщиной, поселившейся в наших душах, или того, которое пустоглазо глядит с глянцевых плакатов, а того, которое пробивается свету от корня Авербаха, например. После краткого многолетнего торжества боевиков, сериалов и плохого жанрового кино в стране стало возможным делать фильмы не только ради заработка, но и ради интереса к обычным людям, живущим в своих подчас гротескных мирках.
Причина такого поведения очевидна — герой фильма чувствует себя обиженным отцом. Его ролевая модель, человек, который должен передать ему опыт поколений, научить жизни коварно отказался от исполнения обязанностей и умер. Расстроенный, малыш замыкается в своей обиде, как бы говоря миру — раз он не стал меня учить, сам я учиться не буду, буду назло ему вести жалкое существование, медленно загибаясь в пустоту. Ужасно то, что за собой он увлекает своих близких: мать и подругу, которая помимо прочего говорит замечательные слова, про то, что она перегорела ещё пять лет назад и если он её бросит то это будет абзац, потому что ей придётся в 35 лет начинать всё сначала, изображать интерес к людям и пр. — такой вот гимн женской доли. Не давая жить себе он всеми силами не даёт жить им, распространяя вокруг себя агностический круг жертвенности, сужая петлю страдания как шарф на горле.
