В главных ролях: Уильям Холден, Эрнест Борнайн, Роберт Райан, Эдмонд О'Брайен,. В ролях: Уоррен Оутс, Хайме Санчес, Бен Джонсон, Эмилио Фернандес.
Интересные факты о фильме:
- по словам монтажера Лу Ломбардо, фильм содержит 3643 монтажные склейки; это один из кинематографических рекордов.
- нехватка финансов постоянно давала знать о себе. Так, не всем актерам достались костюмы; едва одни герои погибли, их исполнители тут же смывали с костюмов фальшивую кровь и изображения пулевых отверстий и передавали их, как эстафету, другим актерам.
- в начале фильма детишки издеваются над скорпионом. Этой сцены не было в сценарии; такой образ предложил режиссеру актер Эмилио Фернандес (генерал Мапаче), припомнив свои детские забавы.
- в сценарии также не было ограбления поезда. Эта сцена была полностью сымпровизирована во время съемок.
- фильм основан на рассказе актера и каскадера Роя Н. Сикнера. Сценарий написал Уэлон Грин, а Сэм Пекинпа его переписал. Однако Грин считал, что это был не повод для Пекинпа ставить свое имя рядом с его. После этого конфликта Гильдия сценаристов пересмотрела свои правила — теперь, чтобы режиссер мог претендовать на место в титрах и как сценарист, он должен переписать, как минимум, 60% сценария.
- в сцене, где двое мальчишек наблюдают за ускользающим грабителем, сыграл Мэттью Пекинпа, маленький сын режиссера.
Начало фильма представляет собой тонкую нарезку, микс из титров и двух сцен, одна из которых показывает въезжающих в городок военных офицеров, а вторая изображает детей, собравшихся кружком вокруг чего-то интересного. Когда титры заканчиваются и начинается фильм, режиссер открывает нам причину детского любопытства. Оказывается, они кинули в муравейник трех скорпионов и, тыча в них палками, теперь наблюдают, как мелкие муравьи пожирают крупных и сильных хищников. Такое начало недвусмысленно предупреждает, что сейчас нам покажут историю из жизни настоящего дикого запада, где дики и жестоки все, даже дети. Кроме того, в этой маленькой символической сцене заключено как бы краткое содержание фильма.
"Дикая банда" — коллектив бандитов с большой дороги. Все они уже не пацаны, каждому за сорокет. Значительный опыт сопряжен с немалой усталостью, и чем дальше, тем усталость сильнее даёт о себе знать. Поэтому разбойники решают пойти на последнее крупное дело.
Однако, дело заканчивается провалом, и их преследует отряд полицейских, возглавляемый одним из бывших членов дикой банды. Этот серьезный, пожилой человек в ярости не столько от того, что ему приходится ловить своих бывших дружков (персонажи фильма избавлены от сентиментальности), сколько от нелепой развязности, глупости и лентяйства своих подчиненных.
В большинстве вестернов и американских криминальных фильмов, герои стремятся перейти рубикон — границу Мексики и США. Эта черта отделяет фильм от хэппи-енда, является главной и, как правило, недостижимой целью. Так же как для некиношных мексиканцев Соединенные Штаты являются территорией свободы, так же для киношных американцев Мексика становится таковой территорией, земным раем, где можно хорошо развернуться. Однако, герои фильма Пекинпы этот рубикон пересекает безо всякого труда, но тут-то и выясняется неприятная для них, но задающая фильму второе дыхание, вещь. Свободы нет ни по ту, ни по эту сторону границы. Здесь — представители закона, там — военная хунта генерала Мапача. И все эти толпы безличных, беспросветно диких и отталкивающих людишек имеют виды на наших бандитов, которые, может, тоже являются простыми, бесхитростными и к тому же жестокими людьми, но все-таки не лишены нормированного, среднестатистического благородства, а самое главное, обладают цельными и сильными характерами.
В 1969 году на экраны вышло сразу два новаторских вестерна — "Дикая банда" и "Буч Кэссиди и Санденс Кид". И если первый выбивается из жанрового ряда засчет широкомасштабности и зашкаливающего насилия, то второй — засчет мягкого лиризма, легкости, юмора и нетипичных для вестерна персонажей. Однако, у обоих фильмов одинаковый и абсолютно закономерный финал. Аутсайдеры не проходят систему естественного отбора, и мечты о "спокойной старости" остаются мечтами. Всю жизнь играющие со смертью герои не способны отказаться от этой вредной привычки. Финалы различаются лишь режиссерскими подходами: если Джордж Рой Хилл тактично скрыл происходящее от взгляда зрителя стоп-кадром, оставив лишь грохот выстрелов носиться по кинозалу, то Пекинпа превратил это в красочное событие, к которому старательно шел через весь фильм, подобно жестоким детям из начальных титров, подгоняя своих героев палкой. Количество крови и трупов в финальной сцене превосходит "Коммандо" и "Робота-полицейского", вместе взятых, а жесткий, изощренный монтаж, вообще характерный для Пекинпы, практически не оставляют сомнений: да, этот режиссер знает толк в насилии и готов демонстрировать его бесконечно и в самых разных ракурсах.
Любопытно, что госкинопрокат Советского Союза любил Пекинпу за якобы социальную направленность его фильмов, пробивающуюся через жанровые дебри, и потому побаловал публику двумя его картинами: "Побегом" со Стивеном Маккуином и скучным "Конвоем". Но вот "Дикую банду" и "Соломенных псов" выпускать на экраны побоялся. И правильно! Ибо в этих фильмах, вопреки ожиданиям, безжалостно расправляются именно с так называемым "простым народом". Сейчас времена изменились. И потому в "Дикой банде", как и "Соломенных псах", многие могут найти для себя настоящий смак.
Вестерны всегда были для меня чем-то чуждым и непонятным. Потные мужики мчащие по потным прериям на потным лошадях вызывали токма скуку и зевоту. Единственное светлое пятно, которое вестерны оставили в моём воображении — это волшебная Клаудиа Кардинале, блеснувшая горящим ненавистью взглядом в каком-то фильме Серджио Леоне. Но ведь вестерны снимаются вовсе не ради того, чтобы демонстрировать женщин, а ради того, чтобы проповедовать идеологию мачизма. Так что не то я усмотрел, не то. Потом ещё помню как Жан Рено в "Леоне" изображал какого-то вестернового артиста и я смог слиться с Матильдой в тоске неузнавания и непонимания. В общем как не погляди, а все мои ассоциации со словом вестерн вестерну чужды и богопротивны.
Фильм Пекинпы не стал отправной точкой нового отношения к самому американскому жанру. Потому что ничего нового — опять потные мужики, потные лошади, потные прерии, потный мачизм и жоские пацановские разборки, изысканно снятые рапидами и прочими операторскими штучками. И снова неприкрытая пропаганда расизма — мол, у нас, настоящих американских пацанов есть такое слово — "честь" и мы знаем, что оно значит, а у вас, индейцев/латиносов/аборигенов такого слова нет, вы все трусы, предатели и паразиты земли американской/австралийской потому должны быть немедленно уничтожены, если не уничтожены до сих пор.
В принципе вестерн как жанр и создавался для оправдания насильственных действий бывших европейцев по отношению к коренному населению. Показывая туземцев дикими недоразвитыми существами, а ковбойцев пусть порой и подонками, но подонками яркими, умными и драматичными, кино выковывало документальную индульгенцию геноциду. Ковбойцы окультуривали территории, подготавливали их для великой чести — проживания белых людей. Ведь при подсечно-огневом земледелии никто не плачет о выгоревших лесах. Так и тут — чего плакать о диких народах бездумно проживавших когда-то здесь? Белые наполнили землю своим практичным смыслом: тут будет расти кортопля, тут яблоня, а тут конопля для веревок, на которых мы будет вешать чорных на яблонях, а после удобрять ими кортоплю. Тьфу. Все предельно конкретизировано и выражено в терминах народного хозяйства, можно подумать, что Америца ещё ждёт своего Гитлера. В данном контексте ковбойцев нужно воспринимать как культуртрегеров, несущих земле смысл и цель.
У Пекинпы ковбойцы с одной стороны не несут с собой смысл, потому что они не первопроходцы, они ломятся на освоенные территории. С другой — земли оказываются хоть и освоенными, но погрязшими в хаосе. Ковбойческая честь таким образом выступает гармонизирующим началом, которое теоретически может противостоять хаосу. Вот только силы не равны — на десятку наших белых героев приходится тьма латиносов, пребывающих в сумерках сознания. Вот она трагедия гения и толпы поданная языком пуль.
Однако понятно, что раскрытие темы яркого пятна на фоне толпы возможно лишь в одном случае — при полном игнорировании толпы. А такие предельно общие обобщения всегда есть ложь. Так и американские вестерны есть ложь, пусть даже и такие прекрасно снятые, как "Дикая банда" Сема Пекинпы.
Оказалось, что "Дикая банда" Пекинпа — вовсе не то кино, которое выдерживает испытание временем. Будучи (в свое время) достижением брутального кинематографа, представившего вестерн воистину безжалостным, сейчас он оставляет смешанное впечатление. С одной стороны, его посыл прозрачен и показан в сцене с детьми, мучающими скорпионов, которых пожирают более мелкие муравьи. С другой, расхватанный на цитаты и многократно перефразированный впоследствии, он как-то значительно потерял в весе. Он, казалось бы, неклассический предстает на удивление статичным, фаталистичным и чрезмерно насыщенным неприятными деталями. Посмотрев один вестерн, ты видел их все, но Пекинпа дорисовывает мир, лишая его милосердия. Ленивое благородство проявляют бандиты, видящие еще больших стервятников, всюду обман и усталость, замкнутый круг.
Как ни странно, я принадлежу к тем людям, которым больше по душе перефраз, переосмысление вестерна. То же "Предложение" Уилкоута, частично заимствующее у Пекинпа эстетику ультранасилия, или "Это случилось в долине" мне ближе, чем образцы, от которых этот новый поток берет начало. Но дело тут даже не в несовместимости реалий, не в устаревших типажах, а в том, что Пекинпа подает жизнь без красок. Он не просто демонстрирует отсутствие положительных героев, он еще и обесцвечивает получившееся, остатки страстей у него выглядят ненужными, смешными, присущими лишь юнцам. Обилие мелких деталей, с тщанием проработанных режиссером, почему-то не усложняют мир, а превращают его в нескончаемую массу, водоворот некрасивых мексиканцев и лживых американцев. Та же ситуация, к примеру, наблюдается в "Соломенных псах", когда посыл режиссера остается недопонятым, ведь и глупая жена, и слабовольный муж, и штурмующие дом пьяницы не могут быть правыми. Трактовку можно сделать, только если самостоятельно дорисовать героям Пекинпа несколько черт, сами по себе они ненатуральны. "Хороший, плохой, злой" восхищает до сих пор, "Дикая банда" же — словно высушенная солнцем стерня.
Для меня эта картина осталась скорбным памятником вестерну, покрытой пылью ступенью, которая не шелохнула внутри совершенно ничего. Это особенно удивительно потому, что эстетика оружия, образ одинокого стрелка мне очень близок. Но у Пекинпа этого нет, потому что его интересует жестокий мир, в котором слабые всегда оказываются пищей сильных, а сильные спустя некоторое время стареют, как потрепанные собаки, и тогда на их место приходят другие. И вовсе не нужно быть львом, просто нужен хоть какой-то пистолет и шакалье проворство. Он лишает вестерна присущего ему романтизма. В этом его цель — в ниспровержении, развенчании, но, добившись этого, он оставляет зрителя ни с чем. Ты уходишь с пустыми руками и тебе нечего ответить на его ненужный ультиматум.
Вождь злобных апачей Кочиз помер от пневмонии в 1872 году. Дикого Билла Хикокса застрелили за барной стойкой в 1876 году. Симпатяге Джесси Джеймсу снесли череп в 1882 году. Рассказывают, что тем утром он залез на табуретку, чтобы посмотреть на висящие на стене новые картинки в резной рамочке, и сразу же забыл про главное правило крутого ковбоя. Никогда не поворачивайся задницей к человеку по имени Роберт Форд — это опасно для жизни. Одним словом, все реальные пацаны к началу XX века успели склеить лыжи, но Пайк Бишоп и Датч Энгстром так и не успели этого сделать. Не успели, а на дворе уже 1913 год.
1913 год — это финишная черта, после которой слово “вестерн” мгновенно прекращает свое существование, превращаясь в боевикавантюрный фильмприключенческое кино или любое другое направление параллельных жанров, где тоже можно смело доставать свои наганы и с дикими воплями стрелять по прохожим.
“Дикая банда” — это тоже финишная черта, после которой Сэм Пекинпа мог уже спокойно уходить на пенсию, зная, что свое грязное дело он уже сделал.
