Режиссер:
Павел Руминов. Сценарий: Павел Руминов, Оператор: Федор Лясс, Композитор: Трей Ганн, Александр Иванов, Павел Руминов.
В главных ролях: Екатерина Щеглова, Михаил Дементьев. В ролях: Никита Емшанов, Дарья Чаруша, Артем Семакин.
Интересные факты о фильме:
Фильм снимался в Москве и ближайшем Подмосковье. Натурные съемки проходили в жилых районах Солнцево и Новопеределкино, Лефортовском парке, на свалке завода Вторчермет, частной бойне в деревне Вороново, на Третьем Транспортном Кольце, а также в московских ресторанах "Сбарро" и "Ист-Буфет".
Летом 2006 г. права на римейк фильма купила голливудская компания Gold Circle Films. Разработку проекта вела партнер Gold Circle — студия продюсера Роя Ли Vertigo Entertainment, на счету которой "Звонок", "Проклятие", "Дом у озера" и "Отступники".
Больше о "Мертвых дочерях" и Руминове из первых рук можно узнать в жж режиссера http://ruminov-live.livejournal.com/ .
Кроме российских музыкантов Александра Иванова и Алексея Таруца над музыкой к фильму поработал всемирно известный музыкант Трей Ганн — басист легендарной группы King Crimson.
За то, что Руминов любит называть себя "новым Стенли Кубриком", общественность желала порвать его в клочки.
Задумка фильма неплоха — во всяком случае, не хуже, чем в классических японских "Звонке", "Проклятии", "Пульсе" и иже с ними. Четыре молодых человека становятся объектом преследования трех призраков маленьких девочек. Если за три дня четыре молодых человека согрешат хотя бы раз, то умрут. Вот они и пытаются не грешить ни разу. Между тем, совершить сей душе- и телоспасительный подвиг, на самом деле, очень трудно…
Вот такая завязка. Неплохая, даже я б сказал, пропитанная знаменитым православным русским духом, от которого, впрочем, русские симулякры японских персонажей пытаются всячески откреститься: лишь у одного из них в антураже квартирки помимо новомодных оберегов в виде тазов и банок с водой можно заметить на стене образа. Но задумка была хороша лишь на бумаге. Потому что сюжет в целом, как и сам фильм в целом, получились никудышными. Мало того, что сюжет размазан, как манная каша по тарелке, так еще на самой задумке в конце концов ставится жирная буква "хер", — потому что, видите ли, девочки "играют не по правилам", и все трепыхания главных героев были бессмысленны. Это вполне соответствует идее, обозначенной в японских фильмах — сила "проклятия" не только убойна, но и действует хаотично, поэтому любые попытки выстроить систему, способную помочь избежать гибели, обречены на провал. Однако ж, эта идея в отечественном фильме окончательно размывает последний минимальный смысл: бессмысленные поступки героев становятся еще более бессмысленными, а это уже выглядит форменным надувательством (если честно, то даже надувательством это не выглядит, а просто образчиком низкой квалификации). Закадровые похихикиванья девочек, видимо, предназначенные напугать, — предисловие к пестне Lacrimos'ы "Einerrung". "Очень страшно, сэр" (с).
Впрочем, это пол-беды.
…Я искренне не понимаю, зачем мучиться, тратить кучу времени и нервов, пытаясь снять фильм ужасов, если изначально не чувствуешь природу страха? Если то, что попадает в кадр, попадает туда случайно, — просто потому, что понравился ракурс, понравилось дерево, понравилось выражение на физиономии актера. Если у режиссера отсутствуют базовые представления о саспенсе, если он привык снимать пятиминутные музыкальные клипы и не способен расстаться с этой привычкой, а потому полный метраж достигается засчет примитивной склейки отдельных "зарисовок".
Много слышал дурного об операторе. Помилуйте, причем здесь оператор? Псевдолюбительский стиль "догма-95" прекрасно годится и для хорроров, что доказала "Ведьма из Блэр", но если оператора кто-то постоянно толкает под руку, то тогда — да, фильму мало что поможет, ведь оператору нужен абсолютный покой :) А с другой стороны, может я и не прав. Может, оператору было офигенно скучно стоять перед камерой, вследствие чего пришлось непременно ее трясти. По-крайней мере, я заскучал на 10-й минуте и начал трясти впередистоящее кресло с какой-то заснувшей дамой.
Отдельный больной вопрос: актеры. Что-то там говорят о великолепной русской актерской школе, но в таком случае, русская школа давно погорела, и тех, кто снимается нынче в кино, вытаскивали из-под тлеющих матрасов. По-крайней мере, "жанровых" актеров у нас нет. Разве что Машков. Который снимается в иностранных жанровых картинах категории Б на второстепенных ролях. Что уж говорить об остальных! Когда мы видим героев "Дочерей", то мы видим артистов, которые гораздо более уверенно чувствуют себя в ролях радиоведущих, дизайнеров, менеджеров и пр. и пр. Если же им предлагается сыграть роль человека, испытывающего на себе воздействие чужеродных и не понятных сил, они начинают изо всех сил играть в бильярд, и во время игры безбожно киксуют.
Неохота мне упражняться в остроумии насчет многострадальных "Мертвых дочерей", они и так нынче выступают щитом для дротиков — подобно одному из героев фильма. А то, конечно, можно было бы придумать новый заголовок — "Мертвые дрочеры", и из вредности в качестве главного дрочера назвать Павла Руминова, который бесплодно пытается реанимировать мертвый отечественный жанровый кинематограф. Но я этого делать не буду, а коротко подытожу: дилетантский и бездарный фильм. Он хуже "Ведьмы" и даже, по-моему, хуже "Лифта". Впрочем, у каждого бывают в жизни огорчения, и почему Павел Руминов должен стать исключением из этого правила?
Алексей Нгоо:
Он думал, что он — режиссёр, а оказалось — блоггер.
Жаркими уверениями Гринуэя я был настолько убеждён в том, что кино умерло, что испытал глубокий культурный шок, когда на "Мёртвых дочерях" выяснилось, что Гринуэй поторопился — кино не умерло, оно всё ещё умирает. И режиссёр "Мёртвых дочерей" с долготерпением патологоанатома ждущего своего часа фиксирует эту агонию во всей неприглядной красе.
Он с восторгом мальчика играющегося со спичками забивает жирный кол в костистую грудь кинодискурса. Лишая кино последних покровов он разматывает усохшую мумию любовно спеленатую Хичкоком, Пырьевым и Кулиджановым, раздербанивает её на части и раскидывает их по съёмочной площадке, предлагая зрителям разделить с ним радость грабителя могил.
Он жирно подводит кино выцветшие глаза, накладывает румяна на истлевшие щёки, одевает сухой скелетик в модные одежды и сажает перед интернетом, чтобы кино блогилось. В своих реаниматорских потугах он походит на Нормана Бейтса, бродящего по старинному дому с увядшим чучелком.
"Мёртвые дочери", несомненно, модный фильм. Там несколько раз упоминается модный "лайвджорнал" (причем, именно "лайвджорнал", а не "жывой журнал" — афтар, сцуко, англоман чтоле?), снимая фильм, режиссёр модно держал общественность в курсе дел посредством окаунта в том же жэжэ, наконец, герои фильма как один работают в модных профессиях — музыканты, дизайнёры (хотя за позорную сцену встречи с клиентом и за убогий дизайн йогурта мне было неловко и я вжался в кресло и отвёл глаза — только киноклиент мог на такую поебень кричать "ах-ах, как здорово!", захлёбываясь желчью режиссёра), журналисты, риэлтеры (или в мск риэлтор не модное профессие?). Фильм модно снят — в стиле молодёжно понятой догмы — шаткой ручной камерой в гламурных холодных тонах. Лица героев как один модны и свежи (за двух девчушек в главных ролях — единственный рспкт режиссёру, только надо было их обоих раздеть, заскучавший зритель оценил бы это), а один даже походит чем-то на винтажного Гришковца.
Но! Об том и речь, что мода и кино — вещи разные, и заменяя кинодискурс на дискурс моды Руминов становится из "рыцаря кинематографа" "вепрем суицида" — убивая коллектор он обрекает свой магистральный отвод на усыхание и медленное загибание. В "Мёртвых дочерях" меньше формальных признаков кинофильма, чем в "Прибытие поезда". Уж насколько неискушённы были в киносъёмках создатели синематографа братья Люмьер, Руминов неискушён в этом ещё меньше. Сто лет развития прошли мимо него. Все эти сто лет он лежал в гробу, а когда жажда крови подняла его ото сна, он нет, он не забыл как сосать кровь, он этого не знал вовсе. Неумело пристроился к шее, примерился и тупо поставил засос — ну куда такое годится?! На первый взгляд процесс кинотворчества выглядит просто — модные лица перед модными операторами всё в модных цветах, обработано модными фильтрами — мотор, камера и — экшн. Только экшына никакого не выходит. Фэшн, кэшн и мэшн. Культурология — это не математика от перестановки мест слагаемых сумма ещё как меняется. Два часа упражнений в операторской работе — это два часа упражнений в операторской работе, а не фильм. Тем более — не фильм ужасов.
Интересный парадокс — совецкое и российское кино совершенно не знает "фильмов ужасов". Этот жанр по каким-то неизведанным причинам прошёл мимо нас. И оттого все российские режиссёры вырастают без органа, ответственного за страх. Они не могут его почувствовать, и так "Ведьма" превращается в псевдорелигиозную мистику, а "Мёртвые дочери" — в брючный костюм. Американцы или японцы, живущие в ожидании конца света и Годзиллы знают как запустить на экран ужоснах и погрузить зрителя в мрачные глубины подсознания. Жители же шестой части суши, которые в случае если война, то уйдут в Сибирь, а если Годзилла, то затопчут лаптем, всегда имеют за спиной куда отходить и на кого надеяться, и потому у нас был Гайдай, Данелия и Рязанов, но никогда и в помине не было Накаты или Хичкока. С другой стороны — "Ёжик в тумане", "Калиф-аист" и "Сказка странствий" — "детские" фильмы всерьёз пугавшие и калечившие психику не одному поколению советских детей. Причина их появления всё в том же — в отсутствии у режиссёров органа, ответственного за дозировку страха на киноэкране. Они хотели просто напустить тумана — а в итоге выросшие на их тумане психопаты до сих пор отлавливаются милицией. Духовными наследниками Норштейна и Митты оказались некрореалисты. Методом проб и ошибок они пытались адаптировать беспричинный ужас вызываемый блужданием ежика к своему кинематографу. Оттого многие после просмотра "Папа, умер Дед Мороз" на неделю впадали в депрессию. Даже в "Прямохождении" сохраняется лёгкий намёк на тот беспричинный ужас — грязные голые мужики или подвал, заваленный странными киноматериалами, оставляют на подкорке что-то, что будущие исследователи назовут предчувствием страха.
Руминов предчувствием страха не обладает больше всех, несмотря на то, что формально он играет с тем же материалом, которые обмяли некрореалисты. "Мёртвые дочери" сначала вызывают смех (тот нездоровый смех, которым должно быть пытались отгородиться от "Саниторов-оборотней" первые зрители), потом скуку, потом глубокий здоровый сон, а в конце опять смех — сначала когда один герой погибает затыканный прилетевшими с неба дротиками, другая героиня — совершенно некрореалистичный кадр — умирает иронично придавленная к дереву детской ракетой (помните как в "Нашей Раше" Миша Галустян говорил — ха, на детской площадке куча — они ещё в ракету не заглядывали! — видать скопившиеся газы таки поставили аппарат на крыло), а третья героиня начинает давить на психологизм и крайне смехотворно орать в камеру финальный монолог. В топку такое кино.
Во время просмотра Вовва меня спросил, де, Лёха, какова будет твоя оценка этому фильму. 2, — сказал я. Ну 1 — понятно, а второй балл за что, — всё выспрашивал он, а вот за что, и я радостно гыкнул в экран, где симпотная тётка вдруг начала лихорадочно раздеваться в полутьме демонстрируя постное тело. А, ну хорошо, — согласился Вовва и сально улыбнулся. Надеюсь, этот один балл позволит ей чуток подкормиться, чтобы стать только краше.
ps походил по интернету, повыяснял кто он такой — режиссёр "Мёртвых дочерей" Павел Руминов. Оказалось, он клипмейкер, снявший такие хорошие клипы как "Тебя" Дельфина или "Гагарин" Ундервуда. Надо сказать, что и "Мёртвые дочери" в принципе не хуже. Если бы они существовали в формате 5-ти минутного клипа, то наверно вызвали бы радость, восторг и удивление. Но как я уже говорил, клип — это одно, а вот мёд — совсем другое. Каким бы не был хорошим клип, но смотреть безмозглое мельтешение 2 часа — выдержит не каждый. Интересно ещё вот что. Юрий Грымов, снимавший в своё время отличные рекламные ролики уже явил расйскому кенозрителю парадокс — мастер коротких форм мыслит короткими формами. Грымовские фильмы были безупречно сняты, но смотреть их было невыносимо скучно. Привыкший думать трёхминутными фрагментами режиссёр не мог держать в голове полный метр, оттого вместо монолита получалась каша. Так уж выходит, что хорошие клипмейкеры снимают чаще всего плохое кино (за исключением Феди Бондарчука, его папаня оскара брал и он подучится и тоже возмёт), а хорошие кинорежиссёры снимают чаще всего неинтересные видеоклипы. С этим бессмысленно спорить и не надо пытаться пробить своим телом брешь в стене отделяющей короткий метр от длинного. Нужно смириться и вернуться к музыкальным клипам. Дельфин очень проигрывает, что снимает себе клипы сам, а не посредством Руминова. Очень.
Фильм "Мёртые дочери" — бредовая нудятина, невнятная и нифига не страшная.
Если вы зашли сюда для того, чтобы понять, надо ли смотреть это кино, то, думаю, разговор исчерпан. Если же вам надо подробностей — их есть у меня.
Самое светлое пятно в фильме — это Евгений Гришковец (или, по крайней мере, подозрительно похожий на него перец), с которого начинается весь фильм. Жаль, что гибнет он где-то на пятой минуте картины, и зрители остаются один на один с деревянностью подростающего поколения российских актёров. Некоторые вещи, впрочем, в картине хороши. Чтоб зря не хаять работу, над которой кто-то наверняка корпел сутками, проводя в творческом поиске бессонные ночи, стОит сказать об этих вещах. Хороша идея, что для того, чтобы выжить, персонажам надо поступать хорошо, хороши также и их попытки хорошо поступать (хотя отчасти мизансцены и потырены у голливудского "Лжец. Лжец."). Хороша идея с сестрой трёх призраков, и сцена с роялем (хотя её и можно было бы подать гораздо эффектнее). Хороша смерть от дартов, которых носит ветром. Ну и, может, ещё чего-то, по мелочи. Всё остальное — плохо.
Прежде всего, в картине отвратительный сценарий. Хотя в списке хорошего и можно было бы назвать парочку диалогов и недомонологов, в целом он отвратителен. Ну, скажем, главную тайну картины — что это за призраки, откуда они взялись, и как выбирают жертв — нам рассказывает всё тот же порсонаж, похожий на Гришковца, в течении первых пяти минут картины. Я не знаю, блять, в чьём больном мозгу могла родиться идея снимать детектив, начав его с фразы "Убийца — повар; приятного всем просмотра". В сущности, весь остальной фильм значения не имеет вообще никакого. Его можно было и не снимать, всё равно со смертью Гришковца драйв ушёл напрочь. Сюжетные ходы фильма плоски и примитивны, персонажи также плоски и примитивны, и, соответственно, основная часть диалогов, происходящих между ними — угадайте что? Правильно, плоска и примитивна. (Единственный сюжетный ход, который я бы не назвал плоским — это правый руль, который установлен во всех машинах в этом фильме; но почему все персонажи пересели за правый руль японских автомобилей — эту тайну сценаристы унесут с собой в могилу). Изначальная заявка на психологизм — вот, мол, психически больная мать, ах, утопила дочерей — оказывается не более, чем пустым звуком. За всё время нам даже бляцкой фотографии этой матери не покажут, не говоря уже о какой-то психологической подоплёке. Вообще, происходящее на экране оставляет впечатление, что где-то там, в глубине, скрывается какая-то тайна, но тебе её не скажут, причём не потому даже, что ты рожей не вышел, а просто потому, что создатели фильма обломались её, эту тайну, искать.
Деревянный сценарий переносится на экран такими же деревянными актёрами. Исполнители главный ролей будто бы мстят режиссёру и сценаристу за то, что их заставили играть в этой мути (очевидно, их долго пытали перед тем, как выпустить на съёмочную площадку), и стремятся максимально буратинизировать пространство вокруг себя. Деревянными голосами они произносят деревянные фразы, усыпляющие так, что я, признаться, слабо верю, что Вова сумел досмотреть этот фильм до конца. В конце концов буратинизация картины достигает максимума, и мёртвые девочки (почему, кстати, их все называют "дочери"?! они дочери только для своей матери, для остальных просто девочки) испаряются, переходя в другой, лучший мир, управляемый верховным буратиной.
Знаете, за что бог покарал Онана? За то, что он пролил своё семя на землю. Мне кажется, авторы фильма пытались объяснить нам, что три девочки, которые преследуют случайных пост-пубертаных яппи за то, что те лазают по порнографическим сайтам — это своеобразная эманация бога.
Первый раз я посмотрел “МД” еще полтора месяцев назад. Теперь сделал это вторично и сразу же обнаружил, что впечатление ни капельки не изменилось. Павел Руминов снял почти безупречное кино. Безупречное и в авторском и в жанровом смысле. Лично мне остались непонятны только пара смертей из второй половины ленты. Но как известно — если ты чего-то не понял, то сам в этом виноват и нефиг искать виновных людей на стороне.
Помимо безупречности формы, визуального решения и актерской игры, в фильме есть еще два серьезных плюса. Это его самобытность и актуальность.
В принципе, любую картину при особом желании можно считать самобытной, но только самобытность самобытности рознь. Особая прелесть творения Руминова не в том, что оно не похоже на современное российское или голливудское кино, а в том что оно еще не похоже и на доморощенный отечественный индепендент, по сей день застрявший где-то на уровне конца 70-ых. Что? Вам нравятся “Пыль” и “Изображая жертву”? Быть может вам лучше пойти в театр? Быть может, смотреть кино для вас слишком трудное занятие?
Актуальность “МД” — это отдельная песня. На мой скромный взгляд, Павел Руминов — первый, кто за последние годы уловил дух эпохи, в которую он живет. Лет восемь-семь назад подобное было с Балабановым, но эпоха “первоначального накопленеия капитала” прошла, и за плечами Балабанова не осталось ничего кроме хардового профессионализма. Балабанов ушел, Руминов пришел? Вряд ли. В отличии от своего предшественника Руминов не собирается заниматься мифологизацией собственной эпохи. По этой причине головорезы и гопники Балабанова по прежнему остаются куда ближе и милее, чем легко узнаваемые даже в зеркале персонажи Павла Руминова.
Эту де-романтизацию современности простить Руминову довольно трудно, поэтому половина русского сектора Сети ждет любого удобного случая для того, чтобы смешать несчастного режиссера с дерьмом. И он эти удобные случаи с завидным постоянством предоставляет, удачно отыгрывая кликушеский образ “блаженного от кинематографа”. А народ не любит блаженных? Блаженные заставляют их ощущать себя неудобно. А кто имеет право заставлять других ощущать себя неудобно? Только гопник. Только поэтому образ недо-монаха-гопника в исполнении Мамонова оказался столь мил среднестатическому зрителю. “Мне сказали, что я говно, но зато мне это сказал православный”.
А Руминов вроде как и не православный. Киношный Лжедмитрий, который пытается потрошить отечественный индепендент по образу и подобию западного. Против таких у нас есть Сила Толпы или Власть Рунета. Снежный ком из тупого быдла, которое даже президента способно заставить говорить только про ктулху и про гигантских боевых роботов. Эти люди видят, что в картине Руминова нет ни того и ни другого. Значит, он лох.
Такое ощущение, что стадо слонопотамов, возмущенных словоохотливостью Руминова, вот-вот затопчет и его, и команду, хотя он продолжает многословно отвечать с интонациями юродивого, растерянного кинофаната, которого любой отзыв радует, потому что даже провал — лишь опыт и так далее, и еще, и еще. Не стоит слушать Руминова, это не для слабонервных; гораздо лучше посмотреть его работу. Десятки хлестких названий и абзацев по поводу разочарованных масс уже находились на кончике моего пера, но — случилось — псевдожурналиста-во-мне отодвинули и показали, что есть у нас режиссеры, которых интересует кино, его суть и его развитие, а не удовлетворение кого-то и зачем-то. Жанр стал клеткой, ценником. Идешь на хоррор — твердо знаешь, что хочешь получить. А в кино так быть не должно, неправильно это, даже нечестно, и Руминов снял самое что ни на есть нежанровое кино, адекватно высказав мысль и успев напугать, как следует. Да, это не "ужастик", как его начали понимать после серии пустоватых ремейков ремейков, — это мировоззренческий, пытающийся разобраться с проблемами поколения фильм, живой, шевелящийся, сделанный с отпечатком личности, а не по кальке. Изобретательный, сырой, нервозный, мрачный на грани забавного, с недостатками и с достоинствами. Какой угодно, только не лживый, не мертвый и не механический. А люди, похоже, от искренности отвыкли.
Накинулись на камеру Руминова, как стая собак, а зачем это сделано, никого и не волнует, похоже. Камера будто имитирует лихорадочный, испуганный взгляд. Взгляд, шарящий в надежде отыскать ответ. Или взгляд, что переходит с лица на лицо, постепенно теряя надежду. Беспокойный, больной, нервный, и это — одна из фишек фильма, которая завлекает настроением тех, у кого крепче со здоровьем, чем у истеричных любителей получать за свои деньги один и тот же бутерброд. Поразительно ведь, как показывается кружок людей, ничуть друг другу не близких, просто приятелей, которые собираются порой пивка вместе попить, перекинуться незначащими словами, ведь на деле они друг другу — никто. И именно им предстоит собраться, что-то решить, выработать какой-то подход перед лицом пугающих происшествий, чего-то, что далеко выходит за границы обычного. Настоящие, живые лица, а не пластиковые маски или надоевшие до боли клоны заезженных физиономий из блокбастеров. Новая и до костей собственная интерпретация кальки j-хоррора, эксплуатируя которую пытаются загребать деньги уже не первый год. Это не "наш ответ джей-хоррору", это первое вот уже за множество дней поистине российское, наше кино, в котором нет ни быдловатого окружения, ни открыточных видов, ни чернухи на грани паразитизма, ни разговоров под водку о судьбах истории, ни пошлого секса в палатках, как нет и попытки скроить из западных шаблонов уродца на глиняных ногах, который вызывает гибрид зрительской жалости, брезгливости и смеха. "Неужели это так сложно — не делать зла три дня?" — спрашивает одна из героинь, и ответом ей служит лишь молчание. Оказывается, что при современном ритме и складе жизни не то что сложно — невозможно, поэтому все они вскоре обречены. На примере группы молодых людей, из которых сотканы города, фильм Руминова показывает, что происходит с поколением, с людьми, со страной, с миром, ни разу эти категории не затронув. И ведь большая часть фильма посвящена тому, как люди, испугавшись призраков-убийц, пытаются делать добро. Не делают, а именно пытаются, вот в чем вся соль.
Недостатки есть (замогильные голоса актеров на протяжение всей картины, создание атмосферы с помощью окраски кадра, непрофессионализм участников и так далее), однако даже с ними "Мертвые дочери" завлекают, интересуют, держат, рассказывают, они и с ворохом недочетов делают любую из недавних российских громких премьер. Строго говоря, и не хочется другого, хочется посмотреть на кино, снятое не профессионалом, а киноманом, — и вот оно, пожалуйста. "Мертвые дочери" не об актрисах и актерах, попавших в рамки чужого сюжета. Они о людях, действующих здесь и сейчас. Очень свежее, вынырнувшее откуда-то, когда его уже и не ждали, кино. Долгое время хотелось хотя бы шага в верном направлении, так вот он, этот шаг. "Мертвые дочери" замечательно несовершенны, подчас ироничны даже в формате выбранной линии. Отчего же все так и тянутся заклевать и высказать свой протест? Впрочем, я знаю, почему. Слишком много обязательств взял на себя Павел "новый Кубрик" Руминов, так что придется отдуваться и держать удар. Но в "Мертвых дочерях" он даже клише обыгрывает как-то естественно, ведь его мертвые шарлатанки в любой момент могут изменить правила игры, которые лишь условность. И ты, как и те, за кем ведется погоня, не уверен до конца, а стоит ли пытаться распечатывать десять заповедей? "Дочери" напоминают своей компоновкой "Kairo", в котором умеющий довести до комы режиссер легко бросает тематику хоррора и расказывает о том, что ужас уже захлестнул мир, но под другим, обыденным лицом поголовного одиночества. Фильм Руминова тоже не стремится ограничиться чем-то одним, он не ведет скучный монолог, а провоцирует на беседу, подначивает. Ну и концовка для киномана-Руминова, конечно, показательна. Актерство, игра => кинематограф смогут противостоять призракам и злу. Такой веры в кино мне давно не приходилось видеть, от этого волосы дыбом
