Юлия Ульяновская:
Рецензия на фильм "Ешь, молись, люби", или лосиха против слонихи
Однажды Элизабет Гилберт стало очень плохо, потом вдруг хорошо, а после — еще лучше. Ее это так вштырило, что она тут же написала бестселлер "Есть, молиться, любить", где подробно изложила анамнез, методы и описала весь путь к триумфальному выздоровлению. Я ничего этого не знала и купила книжку просто так, потому что Озон.ру посоветовал. Так и сказал: "Вам понравится". Было это года полтора назад. Книжку я тогда открыла и прочла ровно страницу авторского вступления. Мне стало ужасно скучно, я ее закрыла и забыла где-то в недрах шкапа. Однако ж прошло время и со стен кинотеатров на меня стала поглядывать Джулия Робертс, обрамленная знакомым слоганом. Ешь, мол, молись и люби, что еще человеку надо? Удивительно, подумала я. Такая скучная книжка, а вот поди ж ты, и бестселлер, и фильм сняли... Это сейчас мне понятно, что в тот момент я уподобилась частым на нашем ресурсе гостям-лохам, которые судят о целом слоне по случайному хвосту. А тогда меня переполнило такое удивление, что я немедленно пошла в кино.
Нескладная Лиз до тошноты недовольна своей на вид прелестной жизнью. Судя по всему, ей ужасно скучно, и где-то в глубине ее души зреет тайфун бешенства. Но Лиз — женщина воспитанная, поэтому вместо того, чтобы проехаться по всему окружающему на бульдозере и сравнять его с землёй, она просто разводится с мужем. Который, кстати, очень ее любит и совершенно не врубается, какая муха покусала его загадочную жену. Я тоже плохо поняла, что именно с ней произошло, но заподозрила, что тут не обошлось без смеси экзистенциального и возрастного кризисов. Чувствительная Лиз осознала себя недозрелым овощем, спящем в розовом холодильнике благополучия, страшно перепугалась и принялась искать себя и свою душу. Не имея навыков самоосознания, она сначала решила остаться в одиночестве — мол, только так я пойму наконец, кто я — а через очень короткое время, когда одной стало с непривычки скучно, упала в объятия подвернувшегося юноши, где тоже вскоре заскучала. Сегодня я услышала по радио, что нерешенные проблемы старых отношений автоматически деформируют новые. Это про Лиз. Но знакомство с юношей было не случайным. Юноша любил распевать мантры, сидя на коврике, а на каминной полке у него стояла фотография гуру, украшенная нарядной бумажной гирляндой. Вот Лиз и приобщилась невзначай. Рациональным материалистам нужна рациональная духовность с модной атрибутикой: благовония, санскрит, йога, а действие уже и есть результат. Индийские практики нынче очень ко двору. Когда Лиз поняла, что скука не проходит, она вдруг решила на всё плюнуть и подумать, чего бы ей действительно хотелось? И осознала внезапно, что единственное ее желание — поехать в Италию и выучить итальянский.
Итальянский период обозначен словом "есть". В фильме он изображен лучше двух прочих, веселее и изобретательнее. Лиз узнает красивое слово attraversiamo, которое предопределяет ее дальнейшую судьбу. Лиз изучает итальянский язык и итальянские жесты. Лиз рассматривает руины былого римского величия. Лиз учится получать удовольствие от ничегонеделанья. И все это время Лиз жрёт, как на убой. В ход идут все виды пасты, кофе, пиццы и мороженого. Приходится покупать джинсы на два размера больше. Время летит незаметно, и скоро приходит пора расставаться с Италией. На прощание Лиз устраивает для своих новых лучших друзей День Благодарения — американская экзотика в благодарность за итальянскую. На этом празднике происходит первая трогательная сцена на вышибание слезы. Лиз объясняет, что американцы в этот день ставят на стол индейку и благодарят кого им заблагорассудится за все, что им вздумается. И произносит свою речь благодарности. Получается как бы знаково: решив сделать attraversiamo (перейти черту), первым делом следует стать благодарным за то, что тебе дано. На этой чудной ноте Лиз вдруг переносится в безбашенное индийское такси, которое прёт ее сквозь национальную антисанитарию прямо в ашрам — к той самой гуру, чья фотография стояла у любовничка на полочке.
Понятное дело, что жизнь в ашраме обозначена словом "молиться". Период невнятный, чего и следовало ожидать. Я еще не видела, чтобы кому-то удалось визуально изобразить, как посредством молитвы происходит духовное становление, какие метаморфозы претерпевает сознание. Это можно только рассказать словами, да и то криво и косо. Соответственно, нам просто показывали Лиз в разные периоды пребывания. В начале, когда она привыкала к рутине, засыпала на песнопениях, путала слова в мантрах и выполняла послушание в виде натирания полов зубной щеткой. В середине, когда она уже пообтесалась, обзавелась дружками и стала слегка врубаться в местные порядки. И в конце, где она настолько просветлилась, что даже усмирила бешеную слониху (я так понимаю, для белого человека бешеная слониха — это уже неизбежный какой-то индийский атрибут). Однако, при всей топорности, у ашрамского периода четко обозначен смысл: научиться прощению. В цепочке добавляется новое звено: решив измениться, научись благодарить и научись прощать. Спасибо, мы поняли. Едем дальше.
Приезжаем на Бали. Цель — сдержать обещание, случайно данное местному знахарю год назад. Мол, приеду и буду учить его английскому, а он за это научит меня быть жизнерадостной. Баш на баш. Знахарь не сразу врубается, чо за баба к нему приехала, но потом вроде ничего, понимает. Учит Лиз улыбаться печёнкой. В свободное от печёночной улыбки время Лиз таскается везде на велике, пока ее не сбивает зазевавшийся Хавьер Бардем на своем аутобусе. Тут-то у нас и начинается "любить".
Я сделаю небольшое, но страстное лирическое отступление. Наконец-то я поняла, что Джулию Робертс не зря весь Холливуд зовет Лосихой и потешается над ее жутким походняком. Джулия при своей вроде бы худощавости движется тяжело, как до крайности ожиревший человек. И при этом оказывается, что она абсолютно. То есть вообще. Никак. Не умеет танцевать. Как будто ее вырубили топором. А я ведь раньше не замечала. Этот фильм открыл мне глаза. Спасибо, фильм! Джулия, не танцуй больше. Никогда не танцуй. Я припомнила какое-то околокрасоточное старьё. Там сцену, где Джулия танцует с героем, показывали очень издалека, либо рожи крупным планом. И даже издали было ясно, что наша девочка деревянная. Партнер просто переставляет ее с места на место, а она ссутулилась, растопырила негнущиеся ручки-ножки и козыряет единственным своим джокером — челюстью в сорок пять зубов. В фильме "Свадьба лучшего друга" была сцена с танцем. Я давно заметила, что там че-т не то. Сейчас поняла: Джулия с героем не танцуют. Они статично стоят в вальсовой позе по пояс в кадре, а камера ездит вокруг них, симулируя кружение. Конечно, кому захочется портить всю малину Джулиной пластикой? Теперь все встало на свои места. Страшная правда открылась.
Смысл последнего раунда — убить свой сраный эгоизм. Это последне звено в цепи самосовершенствования. То есть если ты такой молодец, что научился благодарить и прощать, будь добр не загубить плоды своих трудов тщеславием, и не сидеть одному на лаврах. Найди того, кому сможешь всё это подарить. А зрителю за понимание дарится стандартный хеппи-энд с любовью и воссоединением. И таким неуклюжим намеком на то, что теперь у Лиз все станет как у нормальных женщин, семья и дети, и без всякой потусторонней придури. Скууу-ка!
Я пришла домой и начала читать книжку. Оказалось, что до интересного я не дочитала ровно два абзаца. После отстойного вступления начинается вполне занимательное, легкое и подробное повествование, в какой-то мере даже познавательное (хотя последняя часть все же подкачала кое-где). Для фильма использовано около трех процентов книжки. Остальное выкинуто как шлак. Действительно, какой людям прок знать, что книга заканчивается не свадебкой с влюбленным мачо, а непродолжительным романом с пожилым мужчиной и его вазектомией? Книга убита катастрофическим упрощением. Из многоингредиентного острого супа (пусть и бабского) сделали безвкусную соевую жвачечку. Так что я очень рада за тех, кто хотел в кино, но не попал, и поэтому "будет вынужден довольствоваться" книжкой.
P.S. Книжка так неприлично популярна, что даже в пародии на "Сумерки" ("Вампирский засос") Бэлла в период смертной тоски читает узнаваемо оформленный томик "Ешь, молись, соси".
