Глядя на призеров Каннского фестиваля-2006 хочется горько, навзрыд плакать. Жюри, возглавляемое известным кинодеятелем Винсаном Касселем и состоящее из Моники Белуччи, Вонга Кар Вая, Сэмюела Джексона, Андрея Кончаловского и т.д., уже щедро поплакали над судьбами человечества, отдав Гран-При фильму "Фландрия" и одарив наградами "Вавилон". Теперь настала очередь плакать нам. Над "Вавилоном", впрочем, мы уже обрыдались, а потому давайте на время отставим носовые платки и посмотрим на "Фландрию" более пристальным, незамутненным горючими слезами взглядом.
Налицо гуманизм режиссера Брюно Дюмона. Налицо гуманизм жюри Каннского фестиваля. Они словно сговорились считать себя оплотом цивилизации и поддерживать любой фильм, независимо от его художественных достоинств, главное, чтобы костюмчик сидел. Костюмчик белого цивилизованного человека, интернационалиста и пацифиста. Вероятно, так и должно быть во время "сумерек европейской цивилизации", когда вот-вот цистернами крови обольется континент. А вдруг гуманными фильмами удастся предотвратить резню?..
Поэтому Дюмон снял нарочито бесхитростное кино, чтоб дошло до самого тупого фламандского крестьянина. Вот его сюжет: тракторист с рожей сурового дауна пошел воевать на Ближний Восток, через полгода понял: "не, это не для меня", вернулся обратно. Всё.
Режиссер, однако, серьезно перегибает палку, вводя в свой бесхитростный сюжет приблуды европейского артхауса. Так, например, у тракториста Андреа есть пассия, которую он то ли любит, то ли не любит, но которая охотно даёт всем — как бы воплощая собой Женщину, Дом, Уют, Покой, Материнство (когда ее любовники уходят на фронт, она залетает от какого-то местного бездельника и совершает аборт: то есть, туман войны внедряется в мирные тылы и наводит там шухер). Кроме того, героиня охотно демонстрирует зрителю пизду, а герои стреляют на фронте кому-то в хуй. И, разумеется, убивают детей. Всё это показано очень отчетливо, как и требует нормальный откровенный европейский кинематограф. Помимо этого, европейский кинематограф требует долгих планов, персонажей-идиотов-телепузиков и бессмысленных разговоров. Подобно нашему Ивану Вырыпаеву, Дюмон изображает глубинку очень нелицеприятно. Крестьяне у него — безмозглые скоты, которые не знают, чего хотят, и даже ебутся-то с каким-то удивлением. Кроме того, они боронят поле и пьют пиво у костра. Бессмысленная жизнь, лишенная стимула. Этот стимул герои пытаются найти на фронте. Однако, они даже не знают, что такое "стимул" (так, слышали где-то звон…). На фронте они с пустыми глазами бегают от моджахедов и стреляют в детей.
"Сидел бы уж ты дома, придурок!" — словно бы говорит режиссер.
Послушавшись режиссера, Андреа возвращается на ферму, заваливает телку с характерным прозвищем Барби, и по экрану ползут титры. Not War, Make Love.