Режиссер:
Томас Альфредсон. Сценарий — Джон Айвиде Линдквист по своему же роману, оператор — Хойте ван Хойтема, композитор — Йохан Сёдерквист.
В главных ролях: Коре Хедебрант, Лина Леандерссон . В ролях: Пер Рагнар, Хенрик Даль, Карен Бергквист, Питер Карлберг, Ика Норд, Микаэль Рам и др.
Награды: Ситжес — международный каталонский кинофестиваль — гран-при жюри за лучший фильм (2008) кинофестиваль Fant-Asia — лучший европейский фильм, приз жюри в номинациях "Лучший режиссер", "Лучший фильм", "Лучшая операторская работа" (2008) международный кинофестиваль в Эдинбурге — награда критиков Rotten Tomatoes (2008) Вудстокский кинофестиваль — выбор зрителей (2008) кинофестиваль в Гетебурге — лучший фильм, лучший оператор (2008) Экранка.ру — лучший фильм 2008 года.
Оригинальный гибрид авторского шведского кино и вампирской тематики, который заставил меня понять, что такое настоящий вурдалак. Во многих вампирских романах есть понятие человека-слуги, который следует за вампиром, помогает ему днем, когда вампир беззащитен, но почему это происходит, никогда не ясно. Чаще всего это объясняется похотью, очарованием, зависимостью, но этого недостаточно, чтобы разъяснить, почему вместо того, чтобы раскрыть гроб и воткнуть монстру кол в грудь, человек-слуга натягивает на этот гроб черный бархат. После "Впусти меня" все становится понятно. Мальчик с белесыми бровями считает упыря единственным другом. Наверное, как и старик, которого мы видим вначале фильма и который буднично, просто, словно шайку выплеснуть, потрошит подвешенного к дереву человека ради изнемогающего от жажды крови существа. И к одному, и ко второму приходил маленький жалкий вурдалак, упырь, которому нужно позволить войти, чтобы он выпил из тебя всю кровь, и которому из-за его болезненной жалостности всегда позволяют. Во "Впусти меня" есть жуткий момент, когда ребенок-кровопийца забирается к главному герою в постель и ласково проводит когтем по руке. Жалость является проводником зла, понятие "добра" полностью искажается.
История такова: в северном меланхоличном городе, где рано темнеет, а люди развлекаются на кухнях, выпивая и рассказывая старые анекдоты, живет бледный мальчик со светлыми волосами. Его дразнят в школе, а он не может ответить, выходя во двор и втыкая нож в дерево. Но в соседнем доме селится со своим отцом странная тощая девчонка, которая не мерзнет в мороз и странно себя ведет. Два изгоя, кажется, становятся друзьями, вот только Эли — не девчонка. Да и не человек вовсе.
"Впусти меня" имеет сходство со штриховой линией — то неторопливо ведется отрезок, на котором происходят вполне объяснимые и даже простые события, почти тарковщина, а потом! вдруг! провал, тычок острием в глаз, причем психологический, что необычно. В фильме совершенно гениальные моменты в тех местах, где Андерсон от комплекса великих шведских режиссеров и медитации над снегом вдруг переходит к паучьим, неистовым движениям Эли. Вот мы видим занесенную снегом тропинку, вялый северный пейзаж, бредущего скучного мужика, а потом — раз! — и словно ножом по сердцу. Особые способности Эли показываются нечасто, но как раз это делает каждое проявление таким острым. Контраст между сонно-медитативной манерой, недоделанной драмой затравленного школьника — и проникновением чужака в созданный для принципиально других историй мир восхитителен. Он искупает мелодраматическую музыку, которая убеждает меня в том, что режиссер думал, что снимает страшноватую мелодраму. Искупает периодические штампы истории про трудные школьные времена в духе "Класса", которую следовало бы урезать. Неожиданно получилось гораздо круче, чем эта банальщина, — получилось открыть большую тайну. В тот момент, когда бесполый вампиреныш и белобрысый мальчик подъезжают к слову конец, через надсадно звенящую романтическую музыку недвусмысленно просвечивает рождение нового человека-слуги, чья судьба вскоре повторит судьбу старика со сгоревшим лицом. Взрослое, серьезное, изобретательное и неожиданное кино.
Ну и... без спойлера не обойдешься, но кадр в бассейне шикарный.И сцена после него. Шикарнаяшикарнаяшикарная. Да и в целом хочется брать отдельные моменты из фильма — и обсуждать их, давно меня так не вставляло. Хочу так снимать.
Только в 2006 году на экраны вышел первый шведский "полноценный" фильм про вампиров – "30 дней до рассвета". Это не кажется удивительным. Скандинавия никогда не была средой обитания этих мифических кровопийц. Видно, там для них слишком холодно, и земля – стылая и бесприютная. Режиссер-постановщик "30 дней до рассвета" мало того, что учился во ВГИКе, так еще и по сюжету его картины вампиры проникают в Швецию из Украины, в составе шведского батальона СС. "Черная комедия" Андерса Банке получилась не слишком удачной, но почин был сделан. В начале 2008 года на экранах появляется еще один шведский фильм о вампирах, снятый Томасом Альфредсоном по сценарию Джона Айвиде Линдквиста, – и становится совершенно очевидно, странам, давным-давно впустившим вампиров из своего народного фольклора в "массовое искусство", теперь придется основательно потесниться. Придется подвинуться Британии, Германии, России, и только Штатам никуда двигаться не придется – изворотливый Голливуд уже готовит римейк фильма "Впусти меня", сразу ставшего культовым.
Если описать сюжет (дальше будет спойлер), то он таков: в маленьком городке появляется маньяк, который убивает людей, а потом зачем-то подвешивает их за ноги и сцеживает кровь. Один из главных героев фильма – 12-летний мальчик-аутист Оскар. Что примечательно, юный актер, выбранный на эту роль, внешне очень похож на одного из персонажей гасвансентовского "Слона" – был там такой белобрысый парень, старше нашего героя на несколько лет. Примечательно также, что "Впусти меня" и "Слон" сделаны в одинаковой манере – холодной, отстраненной; личность режиссера буквально растворяется за "обыденностью" событий. Мальчик-изгой, которого обижают одноклассники, знакомится с новой соседкой – какой-то странной девочкой, и между ними завязывается дружба, которая перерастает в нечто большое. Оскару кажется, что это любовь. Так ему будет казаться даже тогда, когда он поймет, что девочка – самый настоящий вампир. Когда "отец" попадается с поличным, он обливает себя кислотой, чтобы его не соотнесли с девочкой. Девочка лишается кормильца, но ненадолго. Соблазнив Оскара, продемонстрировав ему искренность своих чувств – она, как кажется Оскару, даже способна на самопожертвование – она приобретает нового кормильца. Понятно, что девочка – вовсе не девочка. Ей много лет, а ее "отец" когда-то был таким же Оскаром.
Несколько лет назад я прочел в новостях, что в Японии бьют рекорды продаж книги, написанные школьниками. Теперь, посмотрев "Впусти меня", я убедился, что мы стоим на пороге нового мира. Точнее говоря, на пороге нашего мира стоит другой – "детский мир" — и просит: "впусти меня".
Более, чем 200 лет стало уделяться внимание женскому образованию, роль женщины в обществе значительно возросла. В то время дети читали то же, что и женщины. Детская библиотека была по сути женской библиотекой. Но в то же время стала модной философия Жан-Жака Руссо. А Руссо, в частности, утверждал, что у каждого человека должно быть детство. И вот какая получается забавная штука: женщины выдвинулись в авангард, а дети остались в детстве. Стала появляться "специальная" детская литература, "специальное" детское кино. Пост-индустриальное общество становится все более инфантилизированным (естественно, это касается только развитых стран). Например, комедия "Сводные братья" тому прекрасный пример.
Но дети, даже находясь под давлением инфантилизированного общества, ощущают себя взрослыми. Мне фильм Альфредсона кажется скучноватым, вялым, по-скандинавски "отмороженным", но я абсолютно уверен, что если бы смотрел этот фильм в детстве, он бы меня потряс. Прежде всего отношением к ребенку, этому маленькому большому человеку, который взывает к уважению. Режиссер и сценарист уловили "фишку", которая стала залогом успеха. Это был, конечно, смелый шаг, но они сделали реально детский фильм про вампиров. "Подлинные" вампиры, как они есть в искусстве, с легкой руки Брэма Стокера доселе являлись прерогативой сугубо взрослого мира, потому что сюжет Брэма Стокера завязан на сексе, насилии, многочисленных грехах, пороках и грязи, то есть, всего того, от чего изо всех стараются оградить детский мир. Альфредсон устраняет искусственные границы между взрослым миром и детским (и делает это довольно тонко — его фильм не имеет ничего общего с взрослыми педофилическими эксплотейшнами Ларри Кларка). Но кое-что не дожал. Тот же Дракула Брэма Стокера – трагический аутсайдер. Все, кто окружают его, наделяются ореолом исключительности, это уже незаурядные люди. Аутист и, по сути, маргинал Оскар становится точно таким же исключительным человеком, удостоенным сомнительной, впрочем, чести любить другого маргинала – вампира. Но в финале образу Оскара чего-то не хватает для того, чтобы он стал подлинно романтическим (как, например, Коля Герасимов — пример, разумеется, не самый удачный, но других пока нет). Если бы режиссеру удалось сделать и это, фильм был бы, наверное, гениален.
Последние пару лет европейское кино всё чаще и чаще приводит меня в ужас. Я понимаю тенденции, они очевидны: европейские режиссёры, стараясь не терять национальной самобытности и киноразмеренности, присущей старому свету, отчаянно синтезируют развлекательное, жанровое кино с классикой, и даже авангардом. Но этот кино-сон кино-разума зачастую порождает таких чудовищ, что волосы на голове начинают подниматься, и, главное, ты никак не можешь понять: то ли это настолько плохо, то ли настолько хорошо. Более того — ты даже не можешь ответить себе на вопрос — это мне фильм так охуенно понравился, или так охуенно не понравился? (Никакой середины тут быть не может).
Новое шведское картино "Впусти того, кого надо" (я бы перевёл так) анонсировалось, как фильм о трудностях детства, о подротсковой жестокости, о столкновении детского и взрослого миров — но я никак не мог ожидать от него того, что я увидел: спойлер со спойлером, в котором спойлер спойлерил бы спойлер, а главной интригой станет: спойлернёт ли спойлер спойлера или не спойлернёт?
Картина началась, как обычный среднестатистический европейский фильм начала двадцать первого века: мальчик у оконного стекла, бытовые сцены, личная драма, и так далее. Но уже минуте на пятнадцатой нас ждёт сцена, которая просто вбивает в мозг гвоздь. Безо всяких объяснений сюжетные линии начинают ветвиться, усложняться, но, главное — стори-лайн, легенда фильма, так и остаётся непонятным до самого конца.
Самым ярким в фильме является вот это смешение европейского, даже артхаусного дискурса, с совершенно голливудскими сценарными элементами и сюжетными ходами. Тут можно долго рассуждать об удачности или неудачности находок, но бесспорным для меня остаётся одно: именно за таким кино будушее. Не за таким конкретно — я не провидец, мне сложно сказать, что мы все будем смотреть через десять лет — но именно в подобном синтезе и психически нездоровом поиске и рождается нечто новое.
Именно из этого соображения я делаю вывод, что мне фильм всё же понравился.
Скандинавы – странные европейцы, особые. Возможно, это от зимнего образа жизни – размеренного и неторопливого. От снежных, лениво движущихся мыслей, от сонного удивления, неспособного вовремя воскликнуть "Ах!" От того, что действительность их так сурова, что любой комфорт на ее фоне выглядит как нелепый инородный нарост. Тем уютнее в фильме выглядят пушистые заснеженные улицы под светом ночных фонарей, и до странности мирно выглядит пожилой мужчина, подвесивший в вечернем парке одинокого путника к дереву за ноги и сцеживающий его кровь в канистру.
А ведь это, по меньшей мере, странный поступок: перерезать человеку горло в освещенном парке, где гуляют люди, и вот какие-то девушки зовут неподалеку своего белого пуделя. В этом поступке мне видится отчаянье бессилия. Старик добывает кровь для двенадцатилетней девочки Эли, что живет с ним в квартире. Трудно было поверить, что это – история о вампире, потому что классические упыри ведут себя иначе: нагло, нахраписто, независимо, изобретательно. А Эли – обычный беспомощный ребенок, по какой-то ужасной причине вынужденный питаться кровью. И кровь эта достается девочке теперь все реже – уж слишком утомлен и немощен стал ее взрослый друг, и все чаще приходит он домой с пустой канистрой.
В соседней квартире живет белобрысый тихий Оскар с мамой. Оскару бывает весело только с отцом, но отец живет в другом месте, и видеться с ним часто невозможно. В школе Оскара обижают, но он молчит и терпит, и только в своей комнате, в одиночестве представляет, как мстит обидчикам. Несмотря на то, что по натуре Оскар совершенно позитивен, этот лелеемый внутри комок ненависти, окутанный терпением, вскоре расцветет, разбуженный … сочувствием. Во дворе Оскар знакомится со странной девочкой, которая в мороз ходит босиком, справляется за вечер с кубиком Рубика и не может есть человеческую еду. В одну из встреч Эли стоило огромного труда не напасть на мирно сидящего рядом Оскара, однако она сдержалась, терпя страшный голод и бурчание пустого живота. Почему? Разве для вампира его голод не превыше всего?
Старый друг Эли, которого до сих пор удобно было считать ее отцом, был схвачен в школьной раздевалке, где пытался разделать очередного барашка. С лицом, обезображенным кислотой, он был доставлен в городскую больницу, куда вскоре пришла Эли. И в тот момент, когда ее босые ножки вступили на больничный пол, оставив на нем мокрые следы, мне вдруг открылось ее прошлое и будущее. Сделалось очевидным, откуда взялся этот старик и кем для Эли впоследствии станет Оскар. И это знание оказалось пронзительно грустным.
В фильме был момент, когда казалось – всё пропало, убили очарование. Эли не удается "доесть" женщину, и женщина оказывается заражена. Укусы на шее, ожог от луча солнца, проникшего сквозь жалюзи, подступающий голод, паника домашних котов – всё это обрыдло и обычно является началом финала. Вариантов вырисовывалось всего два: "Эпидемия" и "Девочка находит маму". Оказалось, эту авторскую прививку следовало просто перетерпеть, чтобы снова убедиться в оригинальности взгляда. Взрослый человек, уже оставивший позади годы проб, ошибок и самопрограммирования, выработавший себе собственный, аутентичный набор инстинктов, не сможет стать иным существом. Для того, чтобы принять себя другим, требуется лабильность детского сознания, определенная незрелость. Поэтому, едва осознав реальность и инакость своего нового существа, женщина самоликвидируется. Это свежо, этот исход всегда лежал на поверхности, но эксплуататоры вампирской темы неизменно его игнорировали.
Теперь – то главное, что я узнала. Здесь – особенно в сцене, где Эли с Оскаром разговаривают в постели, постоянно и остро чувствуется тяжесть, странность, забавная нелепость отношений хищника и жертвы с точки зрения самого хищника. Всё звуковое оснащение Эли показывает ее родство с тигром-людоедом: она так же умеет замирать до полного беззвучия, и нежно, по-котёночьи, тарахтит во сне. Как любая кошка, она умеет играть с едой, но не умеет абстрагировать ее съедобность, поэтому все время вынуждена бороться с собой — даже очень сильно любя. Но в их отношениях Оскар выглядит не рождественским поросенком в кружевах, а, скорее, маленьким буйволом, который никогда не поймет пищевых пристрастий тигра, но умеет добывать то, что тигру нравится. Высказанные мною, эти мысли делаются ложь, потому что грубая бедность выражений не имеет ничего общего с бессловным ощущением. Я не представляю, как передать содержание некоторых сцен, поэтому прошу вас фильм посмотреть: каким-нибудь тихим, безлюдным зимним вечером, когда фонари бесполезно освещают пустые заснеженные улицы, и в голову обязательно приходит мысль о том, что где-то, среди этой пустоты, скрывается чьё-то терпеливое одиночество.
Только в 2006 году на экраны вышел первый шведский "полноценный" фильм про вампиров – 
Но дети, даже находясь под давлением инфантилизированного общества, ощущают себя взрослыми. Мне фильм Альфредсона кажется скучноватым, вялым, по-скандинавски "отмороженным", но я абсолютно уверен, что если бы смотрел этот фильм в детстве, он бы меня потряс. Прежде всего отношением к ребенку, этому маленькому большому человеку, который взывает к уважению. Режиссер и сценарист уловили "фишку", которая стала залогом успеха. Это был, конечно, смелый шаг, но они сделали реально детский фильм про вампиров. "Подлинные" вампиры, как они есть в искусстве, с легкой руки Брэма Стокера доселе являлись прерогативой сугубо взрослого мира, потому что сюжет Брэма Стокера завязан на сексе, насилии, многочисленных грехах, пороках и грязи, то есть, всего того, от чего изо всех стараются оградить детский мир. Альфредсон устраняет искусственные границы между взрослым миром и детским (и делает это довольно тонко — его фильм не имеет ничего общего с взрослыми педофилическими эксплотейшнами Ларри Кларка). Но кое-что не дожал. Тот же Дракула Брэма Стокера – трагический аутсайдер. Все, кто окружают его, наделяются ореолом исключительности, это уже незаурядные люди. Аутист и, по сути, маргинал Оскар становится точно таким же исключительным человеком, удостоенным сомнительной, впрочем, чести любить другого маргинала – вампира. Но в финале образу Оскара чего-то не хватает для того, чтобы он стал подлинно романтическим (как, например, Коля Герасимов — пример, разумеется, не самый удачный, но других пока нет). Если бы режиссеру удалось сделать и это, фильм был бы, наверное, гениален. 
