В главных ролях: Лив Ульман, Биби Андерссон. В ролях: Маргарета Крок, Гуннар Бьёрнстранд, Ёрген Линдстрём.
Награды: Guldbagge Awards — лучший фильм, лучшая актриса (Б. Андерссон). Ассоциация кинокритиков США — лучший фильм, режиссер, актриса (Б. Андерссон)..
Этот [увлекательный] фильм Бергмана признан кинокритиками одним из самых главных его фильмов, одним из самых знаковых. Также он признан самым загадочным и "многомерным" его фильмом. Сам режиссер называет его важнейшим в своем творчестве наряду с "Шепотами и криками".
На самом деле, "Персона" выглядит загадочно только из-за эксперимента Бергмана с формой. Причем формалистические изыски имеют непосредственное отношение к мировоззрению Бергмана, что позволяет называть этот фильм глубоко личным.
В прологе дается обширный ассоциативный ряд, из которого становится ясно, что именно беспокоит режиссера:
– чужое коммерческое творчество (кадры из диснеевского мультфильма, перевернутого вверх ногами, и кадры из каких-то слэпстиков, — правильно, свое творчество лучше);
– старость и болезни (следовательно: предчувствие немощности, порождающее страх);
– размытые воспоминания о детстве;
– религия. Крупным планом дается раскрытая ладонь, в которую вбивают гвоздь. Вера (служба вере — профессия отца Бергмана) порождает боль, можно сказать и так;
– и, самое главное, свое собственное творчество. Бергман частично использует метод "отстранения": он сам себе режиссер-постановщик и в то же время неумелый киномеханик, прокручивающий свой собственный фильм "Персона" (иногда появляются разрывы: черно-серый хаос, а то и белизна. Бергман писал, что в детстве любил покупать использованную нитратную кинопленку, а потом окунать ее в раствор соды, получая в итоге 40 метров непорочно чистой белоснежной пленки, на которой можно что-то нарисовать). Также в какой-то мере он сам себе зритель, за кадром признающий фильм отличным. Думаю, что ни у кого нет сомнений в том, что начиная с определенного этапа времени, то есть тогда, когда он уже мог себе это позволить, Бергман начал снимать фильмы в основном для себя. Сверх того!: "Персона" — фильм, снятый исключительно для себя, и это действительно смелый поступок, требующий помимо смелости еще и особого старания.
В самом сюжете фильма, повествующем о том, как молодая медсестра ухаживает за известной актрисой театра и кино, принявшей решение молчать, дабы не лгать (и потому она становится объектом пристального внимания доброхотов-психиатров), имеется ключевая фраза. Молодая Альма (Биби Андерсон) через молчание Элизабет (Лив Ульман) постигает ее суть, а через ее суть – суть "людей от искусства" в целом. С глубоким разочарованием в голосе она говорит, как заблуждалась. Прежде она думала, что "люди от искусства" преисполнены сострадания к простым людям и делают всё для того, чтобы сделать их жизнь лучше. Или хотя бы веселее. Но оказывается, что это не так.
Между тем, харизма Элизабет столь велика, что пустоватая и банальная Альма, находясь в непосредственной близости от Элизабет, пропитывается ее душой. Альма начинает играть в Элизабет, и делает это довольно успешно. Эта игра носит непроизвольный характер, и, что примечательно, в какой-то момент Альма становится недовольна Элизабет, так же как сама Элизабет недовольна собой (она ведь бежит от игры, которой пронизан не только театр, но и вся человеческая жизнь).
Операторская работа в фильме виртуозна, именно она делает фильм таким мистичным. Становится абсолютно понятно, почему Бергман назвал Свена Нюквиста самым лучшим в мире мастером по постановке света.
Писать рецензию на классику всегда тяжело, в первую очередь потому, что здесь, как нигде, тебя могут ткнуть носом в сперва добейся. И ткнут, я в этом не сомневаюсь. И всё же врать на "экранке" не принято, поэтому я буду писать правду.
Я к Бергману вообще отношусь довольно прохладно, картины мне его нравятся "через одну", и практически все они на мой современный вкус — безнадёжно устарели. Не в том плане, что чёрно-белые, а в том, что поднимаемые ими проблемы сегодня вообще проблемами не выглядят. Бергман жил в романтическую эру борьбы духовного с технологическим, а мы живём в синкретическую эпоху единения науки и религии. Едва ли многие из нас вообще могут понять, что он имел в виду на самом деле.
"Персона" — энергичное, экспериментальное, в чём-то авангардное кино. И как любой авангард, это кино очень косяковое, потому что тут уж — сами знаете, либо фантазию летать, либо косяки вычищать, вместе никак не получается. Косяков много, и разных. Есть технические косяки. Например, героиня бежит без зонта под ливнем, и садится в машину. Потом её показывают в салоне — и отчётливо видно, что у неё совершенно сухие волосы. Но технические косяки отходят на второй план перед сценарными косяками.
Полёт фантазии — драйвер авангарда — заставляет автора концентрироваться на сути, совершенно пренебрегая деталями. В итоге в фильме есть целый ряд совершенно нахуй не нужных неестественных монологов (в том числе, и наедине с собой), аляповатых реплик "от автора" и прочей мишуры. Мне, привыкшему в вылизанности голливудских текстов, видеть и слышать такое вообще дико. Хочется посоветовать Бергмана нанять себе хоть парочку сценарных негров, которые бы шли следом за его мыслью, и вычищали до блеска незначительные второстепенные детали, в обилии оставляемые Бергманом немытыми.
Смысл картины — вероятно, в утрате своего "я" современным человеком (особенно художником, творцом), но, повторюсь, я живу в условиях кардинально иной цивилизации, и уверенно утверждать, что понимаю Бергмана, не могу. Бергман развлекается со смешением понятий "личности" (кстати, перевод названия мне кажется не очень подходящим — в романо-германских языках "persona" — корень слова "личность"), "маски", "социальной роли", "семейных связей" и так далее. По сути, это попытка деконструировать человека, как такового, разобрать его на части, и собрать вновь, но уже по-другому. Естественно, финальным, главным аргументом в том, чем именно является человек, остаётся то, кем этот человек сам себя осознаёт — его самосознание. Исходя из этого он принимает решения и совершает поступки. Вместе с тем, увлекшись красивой картинкой, Бергман в какой-то момент устаёт от своего развлечения, и оставляет зрителя без окончательного ответа на поставленные вопросы. Зато оттягивают на себя внимание порно-описания и кадр со стоящим хуем. Зачем они Бергману понадобились — можно строить разные догадки, но, скажем честно — непонятно.
В целом фильм хорош, в нём несколько мощных сцен, интересное развитие онтологической картины, эксперимент Бергмана интересен в психологическом смысле (такое я люблю). Но очень... грязно всё, недоделано. Если бы я не видел этого фильма раньше, и не знал, кто такой Бергман, и мне бы показали его сейчас и спросили, что я об этом думаю, я бы сказал, что это отличная студенческая краткометражка (разросшаяся, правда, почти до полного метра), и что из студента, который её снял, со временем получится настоящий мастер.
Завораживающее, отчасти даже гипнотическое, а отчасти очень смешное кино, поражающее эротическим напряжением в кадре. В книге Рошака "Киномания" вначале главный герой смотрит авторское кино потому, что там показывают обнаженную натуру, там присутствует некое натяжение невидимых струн в пространстве кадра. Глядя вот уже второй камерный фильм Бергмана с участием его женщин, я думаю, что подобная мотивация просмотра вполне логична. Бергман помещает в кадр женщин, которые ему близки, и соединяет несоединимое друг с другом, сплавляя их в ком, заставляя их входить друг с другом в контакт, превращая кинополотно в пространство сна, хладнокровной грезы, где происходит то, что происходить не может. В итоге недосказанное, что-то, что ты чувствуешь, на что присутствует намек, но что тебе не позволяют до конца понять, кипятит кровь. Объединить своих женщин внутри кадра — это словно манипуляция памятью, возможность делать то, что в жизни запрещено, — логично отмечать красоту вещей, которые в жизни сравнивать не принято. Ты можешь размышлять о том, кто лучше и кто каков, за кадром, но не в нем. Бергман же плюет на социальную традицию, позволяя женщинам перетекать друг в друга и даже друг друга подменять в сцене с появлением мужа. Эта мужская, но несколько бездушная властность обращения с объектами меня подкупает.
"Персона" довольно удачно подытожила целый ряд тем, которые мы обсуждали с другом. Начиная от легенды о материнской любви, тогда как на деле множество женщин боятся разрушения и не любят своих детей, и заканчивая размытием личности в игровом пространстве, показанном в жутковатом "Ложном автостопе" Кундеры. Так что мне не слишком интересно их снова поднимать. Визуальное изящество "Персоны" очень здорово соединяется с сюрреалистическим грубым юмором. Звучит странно, но более точного определения я подобрать не могу. Больше всего в этом смысле меня пробила сцена, где медсестра ложится спать, потом вдруг говорит "Черт!", как будто забыла сделать что-то важное, включает свет обратно, садится на кровать и разражается абсолютно бессвязной речью про замужество: "...Чёрт! Так странно. Как будто все опять повторяется. Делаю все то, что и раньше. Я выйду за Карла-Генриха, у нас будет несколько детей, которых я воспитаю. Все это уже решено. Это внутри меня. Это не стоит обдумывать. Это сильное чувство безопасности. Потом у меня будет работа, которая мне нравится, и делает счастливой. Это тоже хорошо. Но по-другому. Но это хорошо... хорошо. Это хорошо..." Говоря по правде, это чертовски смешной момент.
Однако одну тему, бросающуюся мне в глаза в "Персоне", мы не затрагивали — это тема молчания, загадочности, о которую легко разбиться. Существует тип людей, для которых молчание однозначно означает тайну, наполненность, содержимое. Актриса молчит, ее внутренняя жизнь от этого кажется притягательной. Молчание многолико, в нем можно обнаружить понимание, ожидание, презрение, смех, — все, что угодно, но чем сильнее притягивает бесконечный колодец тишины, эта вода, в которую хочется окунуться, чем сильнее жажда, тем больше злит отсутствие отдачи, невозможность перелить воображаемые глубины в существующую форму. Молчание кажется податливым, но стоит по-настоящему захотеть его разъять, как оно становится непроницаемой стеной, жестоким ударом. Болтунья-медсестра, скрашивающая своими разговорами трагедию актрисы, быстро теряет границу, молчание раскрепощает ее, словно темнота. Наблюдать за тем, как она то смеется, то обижается, то злится, то сходит с ума перед молчанием забавно. Иногда, чтобы убить человека, нужно просто молчать.
Я как-то уже формулировала похожую ситуацию: "Лалла совершенно не умеет себя сдерживать. Впервые встречаюсь с человеком, который не может поверить, что другие способны относиться к нему равнодушно. Если она встречает холодность, занятость собой, если кто-то вместо того, чтобы бродить по ее лабиринтам, думает о том, что не выдали зарплату, сочиняет в уме песню или размышляет о концерте Джо Кокера, она так изумляется, что мне хочется смеяться. Она просто не может в это поверить. Для нее это чудо. Нечестность. Она обижается, а потом бесится. Она наскакивает на одни и те же преграды, бьется о решетку, совершенно не меняется. Человек, который занят собой, легко может ее погубить. В такие моменты она выглядит беспомощной, дезориентированной, бессильно злой. Человек, который относится к ней, как ко всем остальным, — это ее палач. Она не умеет сопротивляться таким людям, потому что не может понять, что им на нее наплевать. Смириться с таким пренебрежением она не способна, ей кажется, что они играют с ней, издеваются, устраивают жесткую эстафету. А вся правда в том, что им действительно, совершенно честно нет до нее дела. Один из таких людей когда-нибудь ее убьет. Или она его убьет, кто знает."
Еще меня поражает эффект переноса секса в область проговариваемого с экрана монолога. Рассказ об оргии на пляже, в которой внезапно участвовала медсестра, детален и спокоен. Разговоры о сексе порой кажутся совершенно не связанными с ним, они отрываются от физического контакта, превращаются во что-то совершенно самостоятельное. Это уже второй монолог о сексе в кино, который я услышала за последнее время, — первым был размеренный монолог невидимой девушки-каннибала о члене мужчины, который ей хотелось взять в рот, из "Отеля" Фиггиса. В принципе, их с рассказом медсестры роднит излишняя откровенность, детальность и последовательность воспоминаний, хотя девушка-каннибал гораздо более близка мне-зрителю, чем многословная, нервная и мстительная героиня Бергмана. Странно, что на словах описание секса выглядит очень холодным, хотя возбуждает тело. Возможно даже, что возбуждает как раз этот эффект отстраненности, отделенности действия от личности. Ты воспринимаешь рассказ интеллектуально, раскладываясь на несколько пластов. В юности меня поражало, что все грязные рассказы практически одинаковы, ведь в сексе совершается очень похожий набор действий, но в реальности все все делают очень по-разному, тогда как текст просто не способен передавать эти нюансы. Ты как будто смотришь на data grid, на шаблон, который заполняется криками чаек и звуками соприкасающихся тел только где-то в сопредельном пространстве, и эта обнаженность мотивов и голая, бесчувственная сеть парадоксально вызывает ступор, пока ты не сделаешь усилие, чтобы заполнить ее собственными ассоциациями. Очень странный эффект, ведь при занятии сексом дополнительные слова скорее распаляют, потому что являются подчиненным инстинкту украшением. А вот текст, приходящий к тебе даже не посредством книги, а посредством экрана, делает секс дополнением букв, переформатирует его. Трудно сформулировать. Мне хотелось бы увидеть обратное действие слов, описание секса, которое немедленно вызывает умственный жар.
В общем, "Персона" — отличное кино. Еще мне запомнился момент, когда актриса приходит в комнату спящей медсестры и склоняется над ее постелью. Мне сразу вспомнилась песня Dead Man's Bones "In the room where you sleep": "Я видел что-то, что сидело на твоей кровати. Я видел что-то, трогающее твою голову, пока ты спала. Лучше беги отсюда".