Короткометражный шедевр Бунюэля о глуповатом чудотворце, влезшем на столб, дабы избежать мирских искушений и быть поближе к Богу. Прототипом Симона-пустынника послужил реальный аскет Симеон Столпник. Сдается мне именно сей фильм держали в голове члены творческой группы Монти Пайтон, создавая "Житие Брайана" — реакции персонажей на те или иные события как бы "осовремененны", за счет чего и достигается комический эффект. Любая сцена, которая, кажется, вот-вот перерастет в пафосную, немедленно "опошляется".
Скажем, когда Симон во время плановой раздачи чудес возвращает слезно просившему чуваку некогда оттяпанные за воровство кисти рук, тот тут же деловито уходит, да еще и дает вновьобретенной ладонью подзатыльник сынишке, который хочет посмотреть на новые папенькины ручки. А двое зевак из толпы, позевывая, делятся в печатлениями, типа, да, нехилое сегодня было чудо; ага, прикольное, да.
Конечно же все призывают Симона спуститься и не маяться дурью. Под столбом построила хижину мать, зовет его спуститься, но он отрекается от нее, ибо рассматривает как препятствие своему стремлению поближе скорефаниться с богом. Временами он пытается отказаться от пищи, которую ему приносят священники. Однажды вообще решил стоять на одной ноге... В своих проповедях он уже несет околесицу — рассудок аскета начинает мутиться...
К тому же его постоянно искушает сатана. То она явится в одежде начала двадцатого века и демонстрирует ножки, то вообще под господа бога закосит и Симон, обманувшись начинает что-то блаженно сюсюкать, пока не выясняется обман.
В конце концов, сатана переносит Симона "на шабаш" — в крупный американский город наших дней (1965 год, понятное дело), прямо в клуб, где отжигает психоделическая гаражная банда, под которую вовсю колбасятся чуваки и чувихи.
Всё, — говорит сатана, на порыв аккуратно одетого и причесанного Симона уйти, — отсюда ты уже никуда не денешься.
И впрямь, одно дело чё-то кому-то доказывать, избегая искушений на высоком столбе посреди дикой пустыни, другое — в полном соблазнов современном городе.
Да и не к этому ли он и стремился-то, если честно, влезая на столб? Вырваться из скучной сирийской глуши пятого века... В современном городе, да с такой тягой к перфомансу, его ждет гораздо больший успех.