Дюже тяжко говорить мне об Тиме Бартоне, однако когда-то надо же это сделать и почему бы не сейчас, когда смолкли пушки, заглушки выпали из ушей и образовалось зыбкое свободное время, того и гляди рискующее быть разрушенным вторжением извне работодателей и прочих благодетелей.
С самого измальства приучил я себя любить Бартона нежной ненавистью и ждать от него, что однажды случится в механике его творческой вселенной Парад Планет и Бартон снимет "тот самый фильм", чудесную кенокартину, об которой будет не стыдно написать и в эндзыклопедии и на отрывном календаре. Однако шли года и страны, менялись власти в Афганистане, а Бартон всё топтался на месте, и чудо за него преподносили люди посторонние — то Баз Лурман снимал "Ромео+Джульета", то Барри Зоннефельд выдавал "Семейку Аддамс".
Бартон же, обладая несомненно одной из самых изощрённых кенохватазий, оставался напрочь лишённым чувства меры. Его художественный вкус всегда зашкаливало в китч, патетика превращалась в "паточный пафос", провисания в фильме оборачивалась провалами. Создаваемая им кенореальность была столь далека от реального мира в своей карамельности, что хотелось в отчаянии поехать в Америцу и дать Тиму затрещину, бо не к лицу потенциально талантливому режиссёру на пятом десятке лет играться в куколки и генерить гониво для пятилетних детей.
Пытаясь снимать на интуиции, подобно Бергману, он не мог с интуицией совладать, и фильмы его, выполненные в сарафанно-матрёшечной манере, всякий раз отжигали жигу на самой границы треша и дурного вкуса. В то время как изысканные и причудливые Лурман с Зонненфельдом разбивали ему голову на его же территории, прописывая Тима в неудачниках, людях так и не совладавших с хвантазией.
Наконец вступивший на тропу взросления Бартон разрушал свой прошлый наивный кеномир, пародировал себя и глумился. Но до уровня авторского кино "Сонная лощина" не дотянула разумеется. Потому что была фильмом жанровым. Снимать жанровое кино так чтоб оно выглядело авторским умел только Хичкок. В "Снотворной полости" есть только картинка. Зато картинка совершенная, поданная с нехарактерным чувством меры, отсылающим скорее к Зонненфельду, чем к бартоновским лубкам. При этом не утрачено бартоновское обаяние, мягкость и некоторая наивность. Зрелая работа мастера.
В контексте киносудьбы Бартона символичны последние кадры фильма — герои приезжают в молодой Нью-Йорк и Депп говорит эскортирующему его мальчику что-то ободряющее и позитивное "Всё в твоих руках, юный Масбат. Наверх — Бронкс, внизу — Баттери, а домой — сюда". Камера навсегда замирает и наблюдающий картинку зритель к своему ужасу замечает, что она ненастоящая — не кинокартинка, а акварельный эскиз, обработанный хвотошопом. "Как и весь Бартон", — родятся в голове мысли, ага. нов тот момент этим мыслям не веришь, потому что...