Больше двух лет назад я написал большую статью о восстановительной этнографии в кинематографе. Вашему вниманию предлагается ее сиквел, относительно краткая вторая серия. В главных ролях — Роберт Флаэрти, фигурировавший и в первой статье со своим "Нануком", и Жан Эпштейн, про которого я почему-то раньше ничего не знал, несмотря на то, что один из его фильмов даже есть на "Экранке".
Флаэрти снял "Человека с Арана" — фильм-близнец "Нанука", использующий ровно те же методы и ровно ту же ложь, и ничего не добавивший ни к кинематографу, ни к карме режиссера. Эпштейн же снял "Конец земли" — фильм формально художественный, в котором снялись местные актеры. Полное сходство с фильмом Кёртиса из предыдущей статьи.
Роли распределяются так: художественный фильм Флаэрти снова притворяется документальным, а документальный фильм Эпштейна притворяется художественным.
Режиссеры выбрали себе не очень экзотических аборигенов, а именно — кельтов из самых отсталых областей Западной Европы. В фильме Эпштейна фигурируют бретонцы с крайнего северо-запада Франции. Название фильма, "Конец земли", написано по-латыни — Finis terræ, откуда произошло и название французского департамента Finistère, это место действия. В фильме Флаэрти действуют обитатели Аранских островов на западе Ирландии, тоже изрядной глуши. Характерно, что действие обоих фильмов происходит даже не на большой земле, а на маленьких изолированных островках.
Оказывается, есть такое Кельтское море, которое приписано к номенклатуре Атлантического океана. Оно омывает Финистер, северное побережье Корнуолла, юго-запад Уэльса и юг Ирландии. Действие одного фильма происходит в Кельтском море, второго не там, но по мировым масштабам совсем рядом. Кстати, интересно, что в Кельтском море находится как минимум два Конца Земли — помимо Финистера, это и знаменитый мыс Land's End, самая западная (и почти самая южная) точка Британии. Это очень круто.
Приятно, что в фильмах участвуют местные жители и только они. Нельзя сказать, что они аборигены в традиционном понимании этого слова, но приятно все равно. Уважение к деревенщинам своей нации, в каком-то смысле, показывает культурного человека в такой же степени, как уважение к представителям другой нации в целом.
"Человек с Арана" Флаэрти, как было сказано — брат-близнец "Нанука". Даже по сюжету. И там и там Флаэрти выбирает харизматического героя с семьей, и сосредотачивается на его жизни. Каковая жизнь сама по себе круче любых вымышленных приключений, как бы говорит нам автор. По фабуле фильм в большой степени документален, по игре актеров и декорациям — в основном художественен, т.е. лжив. Больше всего в фильмах Флаэрти раздражает именно такая наивная ложь. Декларируется, что фильм фиксирует реальность, но если реальность выдумана, то, получается, его главное достоинство пропадает. И ради чего его тогда смотреть?
Характерно, что ложь из этого фильма во многом совпадают с ложью из "Нанука". И там и там почти все кадры постановочные. И там и там членов семьи главного героя играют вовсе не члены семьи главного героя (а в этом фильме у него и профессия другая — кузнец, а не рыбак). Поразительно, что в обоих фильмах Флаэрти заставляет актеров пользоваться давно устаревшим оружием — острогой, гарпуном. Из-за того, что их нужно было научить пользоваться этим оружием, режиссеру пришлось провести на Аранских островах лишний год. Кстати, из-за неумелости охотников сцена фильма, которая мыслилась Флаэрти как ударная — охота на акулу — получилось довольно вялой — и это не смотря на прославленное мастерство Флаэрти в монтаже. Ну и потом вытапливание сала из этой акулы вышло каким-то неубедительным, хуже, чем постройка иглу в "Нануке".
Фильм снимали два года. Флаэрти не приступал к съемкам, пока не перезнакомился со всеми жителями острова. Технически съемки осуществлены виртуозно, Флаэрти разработал какое-то особое устройство, чтобы снимать на воде. Своим знаменитым монтажом он добился великолепного шторма. В общем, это единственная мощная сцена фильма (вернее, две), ради которой его стоит смотреть: более или менее аутентичные декорации и одежда жителей Арана не представляли и не представляют собой какой-то уж суперэкзотики, а поведения людей в естественной ситуации тут нет.
Фильм, тем не менее, получил Чашу Муссолини — высшую награду Венецианского кинофестиваля. По нынешним временам приз, конечно, сомнительный.
Теперь о "Конце земли" Эпштейна. Эпштейн предложил жителям Бретани сыграть по сценарию, т.е. кого-то другого, не себя. Но они не были профессиональными артистами, а непрофессиональный артист, понятно, в такой ситуации может сыграть только себя. Такой парадокс: предложите непрофессиональному артисту сыграть кого-нибудь другого — на выходе получите себя, предложите ему сыграть себя — на выходе получите кого-нибудь другого. Этим отличается псевдодокументальный фильм от псевдохудожественного, докуфикшэн от этнофикшэна, и поэтому же фильм Эпштейна хорош, а фильм Флаэрти плох.
Эпштейн побывал в Бретани и был очарован тамошними людьми и природой. Я его понимаю, я там не был, но тоже очарован. Он снял фильм по газетной заметке про двух собирателей водорослей.
Местные жители уплыли на дикий островок собирать водоросли и жечь их, чтобы продать золу. Амбруаз и Жан-Мари поссорились там из-за алкоголя, и Амбруаз порезал себе палец, который вскоре, конечно же, воспалился. Амбруаз так заболел, что не может больше собирать водоросли, а Жан-Мари думает, что Амбруаз не только лентяй, но и вор: украл у него нож.
В общем, долго ли, коротко ли, Жан-Мари везет умирающего Амбруаза на материк, а с материка к ним доктор едет едет. А в море тем временем густейший туман. Не разминется ли Жан-Мари с доктором? Спасет ли доктор Амбруаза? В этом point фильма. Ответы на эти вопросы даются, но, увы, не мной. Сцена в тумане, и предшествующие тоже, поистине обладают саспенсом. Да и весь фильм какой-то тревожный, что достигается, в первую очередь, приемами советской школы монтажа (я уже говорил, что в 1920-е годы был лучший монтаж в истории кино ever).
Фильм дает больше информации о бретонцах, чем фильм Флаэрти об ирландцах — потому, что у Эпштейна присутствует атмосфера, натура, он ее не снимал, она сама вылезла. Эпштейн снимал не только облагораживающий человека труд, и не отбирал типажей для своих героев — он показывал деревенскую улицу, собрание людей, отплытие корабля, сбор водорослей, ссору старушек, танцы детей. Во всем этом гораздо больше правды, чем в недельном устанавливании камеры в надежде найти лучший ракурс. Он не говорил специально отобранным людям "встань сюда, перетяни здесь и сделай так" — нет, по всем признакам, он собирал жителей деревни и говорил: "Теперь отходит корабль. Доктор уговаривает вас отплыть с ним на остров, но вы в такой шторм опасаетесь. Все-таки находится один доброволец. Нужен доброволец для роли этого добровольца. Кто хочет?"
Более того, я думаю, что фильм Эпштейна о бретонцах дает больше информации не только о бретонцах, но и об ирландцах, чем фильм Флаэрти об ирландцах. Время действия тут примерно одинаковое (учтите, что раньше оно тянулось медленнее), а быт, кажется, должен был во многом совпадать в силу схожих географических, природных, культурных и этнографических условий. Во всяком случае, я неоднократно читал, что жители ирландского побережья промышляли сбором водорослей — и даже конкретно жители Аранских островов. Конечно, отличия есть — например, ирландцы пьют не вино, а виски — но все они второстепенные, и, к тому же, кто сказал, что бретонцы пьют именно вино? Я склонен считать эту деталь выдумкой Эпштейна.
