Очень печальное кино, потому что свидетельствует о целом наборе типов разнообразного бессилия. Первое бессилие связано с невозможностью повернуть вспять время. Рита Хэйворт после развода с Орсоном Уэллсом и замужества за восточным принцем, после рождения нескольких детей и отсутствия в Голливуде старается снова воцариться на троне "богини любви" с помощью истории Саломеи. Она даже продюсировала фильм. В теории расчет неплохой, но в реальности... Во-первых, воплощению замысла мешает цвет. Лучистые глаза Гильды, ее роскошная улыбка и светящиеся волосы частично были магией черно-белого. Цвет беспощадно показывает складку у рта, делает Хэйворт взрослой. Голливудская красота совершенно не подходит к образу Саломеи, восточной искусительницы, дерзкой принцессы. Мне ближе иллюстрации Бердслея к поэме Уайльда, литературная трактовка образа, а не попытка решить такую острую историю в жанре недо-пеплума с нелепой любовной линией между римлянином и Саломеей. Во-вторых, дает знать свое и возраст. Саломея по репликам — принцесса, нечто юное, влюбляющееся, пылкое, а Рита Хэйворт, несмотря на все свое обаяние, девочкой, конечно, не выглядит. Этот же факт становится убийственным в конце, когда Саломея должна исполнить танец перед Иродом, чтобы потребовать награду. Легенда — тонкая материя, для ее воплощения ближе абстракция, а не буквальность в виде задирающей ноги Хэйворт. Несмотря на детскую муштру в танцевальных залах, Хэйворт переживает в конце фильма полный фол. Смотреть на этот фол горько.
Вот такой я вижу Саломею:
Вот такой:
Но никак не такой:
Cледующий этап бессилия заключается в том, что такая жестокая и многозначительная легенда, как история Саломеи, совершенно не играет в дешевых и плохо подвижных рамках голливудского эпика. Вспомним легенду: Иоанн Креститель приходит в город и начинает обличать короля Ирода и Иродиаду, его жену. Иродиада вышла за брата, что по местным законам было запрещено, и Креститель обличает ее и Ирода как развратников. По одной версии, Иродиада сама добилась того, чтобы Крестителя казнили, с помощью танца. По другой версии, это сделала ее дочь Саломея. Более поэтическая пьеса Уайльда так и вовсе рассказывает о том, что Саломея влюбляется в Крестителя, который называет ее распутницей. Не имея возможности поцеловать живого пророка, Саломея с помощью танца обольщает Ирода и получает то, что просила, — голову Крестителя на блюде, чтобы поцеловать мертвые уста. Как видно, позы с задранными головами в таком контексте выглядят лишними или, что хуже, смешными. Иоанн Креститель из фильма заставляет вспомнить Монти Пайтон. У него даже шкура искусственная! Но Иоанн Креститель все же — единственный персонаж, который вызывает какое-то соучастие. Хотите знать, что происходит дальше? Саломея, оказывается, танцует ради того, чтобы спасти Крестителя для любимого ей римлянина. Увидев голову Крестителя на блюде, она приходит ужас — и на следующем экране приветствует Иисуса под надпись "This was the beginning". У меня нет слов. У меня нет слов!
Этот неожиданно выпрыгивающий дух Рождества христианский проповеднический настрой демонстрирует следующий уровень бессилия — неспособность с помощью голливудской мелодрамы затрагивать серьезные темы. Неудивительно, что фильм особого успеха не имел. Зритель шел на Хэйворт, с ее обворожительными песнями и грацией, а получал старую принцессу и Библию впридачу. Ничуть не умаляя красоту Хэйворт, данный фильм я порекомендовать никак не могу.
Тут либо не хватает выпуклых сосков, либо короля Артура и кокосов.