Крайне неприятный и этим мощный фильм о любви к несуществующему, который просто обязан быть иконой хипстеров. Не могу представить никого, кто отобразил бы эту культуру более удачно, чем Ксавье Долан, причем то, что он играет главную роль и показывает себя в рапиде под Bang Bang, лишний раз подчеркивает аутентичность. Долан — молодой любитель роликов под красивую музыку, гей с модной прической, который конструирует кино как клип. Он определенно чрезмерен, раздражающ, он чересчур стилизует и много кричит, но при этом снимаемое им чертовски красиво. "Воображаемая любовь" — история про то, как приятели видят кудрявого блондина, и оба влюбляются в него, начиная соперничество. Долан, как мне кажется, делает реверансы в сторону Трюффо, однако здесь чувствуется целостность взгляда. В воображении каждого из друзей раскованный парень, ради забавы дурачащий их, предстает мифическим героем. Томление делает его недосягаемым и прекрасным. На фундаменте обыкновенного человека распускаются цветы фантазий. Воздух натягивается. Прежние альянсы становятся фальшивыми. Каждое сказанное слово предстает великой мудростью, а уж если включить правильную музыку...
Все это выглядело бы отталкивающе и глупо, если бы не было таким правдивым. Правда о жизни симпатичных молодых людей, заполняющих отсутствие чего-то важного властью воображения, здесь выглядит абсолютно неприкрытой. Долан не льстит никому. Его красивые герои, одна из которых — любительница винтажа, а другой — типичный стильный метросексуал, сталкиваются с болванкой, которую можно заполнить смыслом. И они делают это, немедленно начиная испытывать приятную, невыносимую боль. Долан не слишком хороший актер, хотя неискренние улыбки получаются у него на ура, но выбранная им актриса все делает за двоих. Они влюбляются — на все сто, с междоусобной войной, надсадной мастурбацией на футболку юного Аполлона. Это забавно, но и стыдно тоже.
Особенно задевает сцена под Knife (ну конечно, что же еще может тут звучать), в которой реальность представлена пьяненьким красавцем, отплясывающим с матерью. Но в глазах девушки там танцует Аполлон. Она заворожена, схвачена. Это трагедия желания, которое не удовлетворено. Глаза юноши видят что-то в духе набросков Эгона Шиле или матросиков Жана Жене. Он не замечает ничего иного. Тело, совмещенное с мозаикой прочитанного и изученного, превращается в идеал. Имеет ли он что-то общее с реальным человеком? Конечно, нет.
Все эти чувства смешны, потому что устремлены на выдумку. Но одновременно они и реальны, потому что все страдания — настоящие, стыд — настоящий, жажда — настоящая. Жалкое зрелище, правдивость которого потрясает.