Натурные съемки проводились на сильном холоде и камеру приходилось размораживать через каждые две минуты — заносить в помещение и обматывать теплыми полотенцами. Актеров это не раздражало, ведь они тоже могли согреться между дублями.Версия для печати
Большая часть отзывов на фильм Озона, попавшихся мне на глаза, была резко отрицательной. Даже и те, что одобряли отдельные моменты, одобряли их с оговорками. Фильм не удался — таким было общее впечатление. Между тем, мастерство режиссера никуда не делось. Мало того, оно достигло в этом фильме невообразимых высот — тонкая, филигранная работа, игра со зрителем в волшебный фонарь, в целлулоидные квадратики.
Фильм о женщине-писателе (ох уж эти женщины Фассбиндера и Озона, в них все мировое естество, средоточие жизненной силы), которая смогла реализовать все свои самые невообразимые желания, целеустремленной, успешной, сумевшей жить и умереть созвучно своим идеалам.
В какой-то момент зритель, понимающий, что перед ним разворачивается сюжет мексиканской мыльной оперы, начинает чувствовать себя обманутым, но у Озона все гораздо тоньше. То, что мы видим — не реальность, не пародия, а взгляд изнутри самой героини. В нем нет ни капли пошлости, при том, что отдельно взятые эпизоды душераздирающе пошлы, свисающие цветочные ветви избыточно декоративны, диалоги напыщенны, жизненная линия спрямлена по линеечке, героиня не стареет, предметы, ее окружающие, живут сами по себе и, несмотря на их преувеличенную роскошь и столпотворение, не принимают никакого участия в происходящем (умершая собака заменяется похожей так, что подмена не изменяет ничьего поведения). Но все это избыточное, излишнее, нарочитое и вульгарное удерживается на тонкой грани нарочитости и естественности — ведь сама героиня не воспринимает это пошлым и вульгарным, для нее это все идеально, чисто и возвышенно.
Гениальность Озона в том, что он сумел пройти весь фильм по этом тончайшему краю, ни разу не оступившись (с середины фильма я уже ждала, будет ли хоть одно движение в сторону, нет, только маленькие намеки "для понимающих", достаточные для того, чтобы улыбнуться, не теряя нить повествования). Жизнь писательницы глазами писательницы, какой бы она была, если бы сама написала об этом. Двойное, тройное, многократное отражение.
К этой же категории маленьких обманок относится и время, в которое происходит действие. Фильм безо всяких оговорок — о наших искривленных временах; их дыхание ощущается в каждом эпизоде. Но мы видим себя столетие назад — и это верно, потому что только отступление на столетие позволяет избежать оскомины и гадливости, которая сопровождала бы подобное, случись оно рядом с нами.
Удивительно, сколько явных пошлых банальностей скармливает нам Озон — и "Парадайз", и любовь издателя, и любовь героини, которую, конечно же, зовут Ангел (Анжелика, Анжелка!) и война, и ничем не объяснимый пацифизм героини. А уж финал просто изобилует кичем, но мы, убаюканные, закольцованные восприятием самой Эйнджел, воплощающей невозможные, немыслимые, зашкаливающие за все допустимые пределы мечтания (это даже не желаемое за действительное, это действительное, овеществленное мечтами), принимаем происходящее за чистую, пусть и иноземную монету.
Да, жизнь вокруг именно такова, именно наша жизнь, которую мы проживаем искренне и с любовью — удивительно, должно быть, как пошло она выглядит снаружи.
Отдавая Озону честь, произнеся столько хвалебных слов, я все же задам один вопрос, который у меня остался — об этом ли надо было говорить?
Тот Озон, который покорил меня 10 лет назад, который привел меня в смятение и ужас, тот Озон был не столь точен и искусен в мелочах. Но его интересовали, скорее, другие мелочи — не явные, но тайные движения души. Кружево под названием "Ангел" — о явных.